Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Как только прекрасный юноша появился на пороге, дервишем овладело такое волнение, что слезы брызнули у него из глаз, и принялся он вздыхать, как мать, потерявшая и снова нашедшая свое дитя. Камар подошел к нему и голосом, способным превратить в мед горечь мирры, спросил, не нужно ли ему чего и получил ли он свою долю благ, расточаемую Аллахом сынам Своим. И он подошел с грацией и элегантностью, чтобы сесть рядом с ним, и, садясь, он обнажил, хотя и не специально, свое бедро, которое было белым и нежным, как миндальная паста. И именно об этом так сказал поэт:

О правоверные, бедро, как жемчуг, бело,
Или очищенный божественный миндаль!
И дух воскреснет вновь, коль скоро
Его увидеть нынче предстоит!

Но, и оставшись наедине с юношей, дервиш вел себя пристойно.

Он даже встал со своего места и сел поодаль на циновке, причем держал себя с полным достоинством и самоуважением. И продолжал он смотреть на юношу молча, глазами, полными слез, и с тем же волнением, которое заставляло его сидеть неподвижно на скамье в лавке купца. Камар изумился таким поведением дервиша и спросил его, почему он отдаляется от него и доволен ли гостеприимством их дома. Дервиш же вместо всякого ответа произнес следующие прекрасные стихи поэта:

Мое все сердце к красоте стремится,
Ведь лишь любовь к прекрасному поможет
Нам совершенства высшего достичь!
Но страсть моя свободна от желанья
И вожделений плотских! Презираю
Я всех, кто любит иначе, чем я!

Вот и все, что случилось с дервишем.

Отец же Камара видел и слышал все и бесконечно смутился.

И говорил он себе: «Я оскорбил Аллаха и унизил себя перед Ним, подозревая порочные намерения у этого мудрого дервиша. Да смутит Аллах искусителя, внушающего человеку такие мысли по отношению к ближнему!»

И, успокоившись относительно дервиша, он поспешно спустился в залу. И приветствовал он своего гостя в Аллахе и наконец сказал ему:

— Именем Аллаха, о брат мой, заклинаю тебя, объясни мне причину твоего волнения, твоих слез и почему при виде сына моего ты так глубоко вздыхаешь! Все это, несомненно, должно иметь причину.

Дервиш же сказал:

— Ты говоришь правду, гостеприимный хозяин!

А тот сказал:

— Если так, то поспеши объяснить мне эту причину!

А дервиш ответил:

— О господин мой, зачем растравлять мою рану и повертывать нож в теле моем?!

Купец же сказал:

— По праву гостеприимства прошу тебя, о брат мой, удовлетвори мое любопытство!

Тогда дервиш сказал:

— Так знай, о господин мой…

Дойдя до этого места в своем рассказе, Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла.

А когда наступила

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ НОЧЬ,

она продолжила:

На это дервиш ответил:

— Так знай, о господин мой, что я бедный дервиш, постоянно странствующий по землям и краям Аллаха, дивясь творениям Создателя дня и ночи. И вот однажды в пятницу утром судьба привела меня в город Басру. И, войдя в город, увидел я, что базары и лавки открыты, на витринах разложены товары и всякого рода съестные припасы — все, что едят и пьют, — также имеются в наличии, но в то же время я заметил, что ни на базарах, ни в лавках не видно ни одного купца, ни одного покупателя, ни одной проходящей женщины или девушки; и так пустынны были улицы, что не было на них ни кошек, ни собак, ни играющих детей, — повсюду безлюдье и тишина и присутствие одного только Аллаха. И удивился я и сказал в душе своей: «Куда же ушли жители этого города со своими кошками и собаками, оставив на витринах все свои товары?»

Но поскольку меня сильно мучил голод, я недолго предавался таким размышлениям и, заметив лавку пирожника, поел, сколько хотелось, его печений. Затем я направился в другую лавку и там съел три-четыре куска жирной ягнятины с вертела, одного-двух цыплят, еще не остывших в печи, и несколько таких лепешек на яйцах, каких не едал и не нюхал во всю мою странническую жизнь; и возблагодарил я Аллаха за Его милости, расточаемые беднякам. Потом вошел я в лавку продавца шербета и выпил один или два кувшинчика надушенного нардом и росным ладаном питья, и тем несколько утолил жажду моего горла, давно отвыкшего от напитков богатых горожан. И возблагодарил я Благодетеля, не забывающего о Своих верных и дающего им и на земле предвкушение вод источника Сальсабиль.

Утолив голод и жажду, я снова стал раздумывать о странном состоянии этого города, который, как по всему было видно, только сейчас был покинут своими жителями. И чем больше думал, тем больше тревожился; мне становилось страшно уже от звука собственных шагов в этой пустыне, как вдруг услышал я музыку, приближавшуюся в мою сторону.