Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— О Фаризада Розовая Улыбка, о сестра наша, какое неведомое волнение смутило душу твою? Но расскажи нам о своем горе, если не сомневаешься в нашей любви!

Фаризада решилась наконец заговорить и сказала им:

— О братья мои, я разлюбила мой сад!

И залилась она слезами, и слезы-жемчужины посыпались у нее из глаз. Они слушали ее молча, опечаленные таким важным известием, а она сказала:

— О, я разлюбила свой сад! В нем нет Говорящей Птицы, Поющего Дерева и Воды Золотые Струи!

И вдруг, поддавшись силе своего влечения, Фаризада не переводя дух рассказала братьям о посещении доброй старухи и, волнуясь до крайности, объяснила им, в чем заключается превосходство Говорящей Птицы, Поющего Дерева и Воды Золотые Струи.

Братья же, выслушав ее, чрезвычайно удивились и сказали ей:

— О милая сестра, успокой душу свою и осуши глаза свои! Все эти предметы, хотя бы они находились на вершине горы Каф[2], мы достанем тебе. Но чтобы облегчить наши поиски, не можешь ли сказать нам, в каком месте их можно разыскать?

И Фаризада, сильно покрасневшая, оттого что высказала свое первое желание, объяснила все, что знала о месте, где должны находиться эти предметы, и прибавила:

— Вот все, что знаю, и больше ничего.

И воскликнули оба брата:

— О сестра, мы отправимся искать их!

Но она в испуге закричала им:

— О нет, нет! Не уезжайте!

А старший, Фарид, сказал:

— Твое желание для нас дороже глаз и головы, о Фаризада! Но я старший брат и должен взять на себя его исполнение. Лошадь моя еще не расседлана и довезет меня, не ослабевая, до границ Индии, туда, где находятся эти три чуда, которые привезу тебе, если позволит Аллах!

И повернулся он к брату своему Фарузу и сказал ему:

— Ты, брат, останешься здесь, чтобы охранять ее одну дома!

И тотчас же подбежал он к своей лошади, вскочил на нее и, нагнувшись, поцеловал брата своего Фаруза и сестру свою Фаризаду, которая, вся в слезах, сказала ему:

— О старший, молю тебя, не пускайся в этот опасный путь и слезь с лошади. Я готова не видеть и не обладать ни Говорящей Птицей, ни Поющим Деревом, ни Водой Золотые Струи, лишь бы не горевать в разлуке с тобою!

Но Фарид еще раз поцеловал ее и сказал:

— О сестрица, не бойся, так как мое отсутствие не будет долго продолжаться, и с помощью Аллаха со мной не случится никакой беды. Впрочем, для того чтобы ты не мучилась беспокойством без меня, я дам тебе вот этот нож. — И вынул он из-за пояса нож, рукоятка которого была украшена первыми жемчужинами, упавшими из глаз Фаризады, когда она была еще ребенком, подал его сестре и сказал: — Этот нож, о Фаризада, будет приносить тебе известия обо мне. От времени до времени ты будешь вынимать его из ножен и смотреть на его лезвие. Если оно будет чисто и ясно, как теперь, это будет означать, что я жив и нахожусь в добром здравии; если оно потускнеет и заржавеет, ты будешь знать, что со мной случилось несчастье или что я попал в плен; если же капли крови закапают с него, ты можешь быть уверенной, что меня уже нет среди живых. И в этом случае ты и брат будете молить Всевышнего, чтобы Он оказал мне милосердие Свое.

Сказал он так и, не желая ничего слушать, поскакал на своем коне по дороге, ведущей в Индию.

И ехал он двадцать дней и двадцать ночей по пустынным местам, где виднелась только трава и где присутствовал один лишь Аллах.

И на двадцать первый день своего пути приехал он на луг у подошвы горы.

И на этом лугу росло дерево. И под деревом сидел старый-престарый шейх. И лицо этого шейха исчезало под его длинными волосами, густыми бровями и бородой, необычайно длинной и белой, как вычесанная шерсть. Руки и ноги у него были необыкновенно худы. На пальцах рук и ног ногти были чрезвычайной длины. Левой рукой он перебирал четки, а правую держал неподвижно на высоте лба, с поднятым по обряду пальцем во свидетельство единства Всевышнего. Это, без сомнения, был старый отшельник, удалившийся от мира, кто знает, сколько времени тому назад.

А так как он и был первым встреченным Фаридом человеком в этот двадцать первый день его пути, то царевич Фарид слез с лошади и, держа ее на поводу, приблизился к шейху и сказал ему:

— Мир тебе, о святой человек!

И старик ответил ему тем же, но голос его так заглушался густотой усов и бороды, что царевич Фарид не мог разобрать слов.

Тогда Фарид, остановившийся лишь для того, чтобы получить сведения о том, зачем приехал из своего далекого края, сказал себе: «Нужно же разобрать то, что он скажет».

И достал он из своего дорожного мешка ножницы и сказал шейху:

— О достопочтенный дядя, позволь мне позаботиться немного о тебе, так как ты не мог сделать этого сам, будучи погружен в святые мысли!

А так как со стороны шейха не последовало ни отказа, ни сопротивления, то Фарид принялся стричь и подравнивать ему бороду, усы, брови, волосы, ногти, так что шейх помолодел по крайней мере на двадцать лет. И, оказав эту услугу старику, он по обычаю цирюльников сказал ему:

— Да освежит это тебя и да послужит наслаждением!