Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И сели они оба рядом на берегу реки, и бедуин вынул из своего мешка ячменный хлеб, который разломил, и отдал половину Канмакану, прибавив немного соли; и с той минуты закрепилась между ними искренняя дружба.

Тогда Канмакан спросил его:

— Товарищ, теперь, когда тебе известно, кто я такой, не скажешь ли ты мне и сам твое имя и имя твоих родных?

А бедуин отвечал:

— Я Сабах ибн Ремах бен-Гемам из племени Бану Тамим в пустыне Шам. И вот в кратких словах моя история.

Я был еще маленьким ребенком, когда умер мой отец. Меня взял к себе дядя и воспитал вместе с дочерью своею Нехмой. Я полюбил Нехму, а она полюбила меня. И когда я достиг брачного возраста, я пожелал взять ее себе в жены; но отец ее, зная, что я беден и не имею никаких средств, не соглашался на наш брак. Однако вследствие увещеваний главных шейхов нашего племени дядя обещал отдать за меня Нехму, но при условии, что я добуду для нее приданое, состоящие из пятидесяти коней, пятидесяти чистокровных верблюдиц, десяти невольниц, пятидесяти грузов разного зерна и пятидесяти грузов ячменя, и скорее больше, чем меньше этого. Тогда я рассудил, что единственный способ добыть такое приданое для Нехмы — это покинуть мое племя отправиться в далекие края, чтобы нападать на купцов и грабить караваны. И вот по какой причине я находился сегодня ночью в том месте, откуда и слышалось тебе мое пение. Но, о товарищ, что это пение в сравнении с красотою Нехмы! Потому что если кто один только раз увидит Нехму, то душа его наполнится благословениями и счастьем на всю оставшуюся жизнь!

И, произнеся эти слова, бедуин умолк.

Тогда Канмакан сказал:

— Я знал, товарищ, что твоя судьба должна быть сходна с моей! Поэтому мы будем биться рядом и завоюем наших возлюбленных при помощи плодов наших подвигов!

И не успел он сказать это, как вдали появилось облако пыли, которое быстро приблизилось к ним, а когда оно рассеялось, они увидели перед собою всадника, лицо которого было желто, как лицо умирающего, а одежда пропитана кровью; и вскричал он:

— О правоверные, дайте немного воды, чтобы омыть мою рану! И поддержите меня, я умираю! Помогите мне, а если умру, моя лошадь достанется вам!

Лошадь же его не имела себе равных среди лошадей всех племен, и красота ее смущала всех глядевших на нее, так как это было совершенство, соединение всех лучших качеств коня пустыни. И бедуин, знавший толк в лошадях, как и все арабы, воскликнул:

— Поистине, о всадник, конь твой один из тех, которых редко можно видеть в наше время!

А Канмакан сказал:

— Но, всадник, дай мне руку, и я помогу тебе слезть! — И взял он умиравшего всадника и тихонько положил его на траву, и сказал ему: — Но что с тобою, брат, и какая у тебя рана?

Бедуин же приоткрыл одежду свою и показал свою спину, представлявшую одну сплошную рану, из которой кровь лилась рекой.

Тогда Канмакан присел на корточки около раненого и старательно омыл рану и осторожно прикрыл ее свежей травой; потом он подал пить умирающему и сказал ему:

— Но кто же так изранил тебя, несчастный брат мой?

А человек ответил:

— Знай, о ты, чья рука оказала мне помощь, что прекрасный конь, которого ты видишь, был причиной моего несчастья. Этот конь принадлежал самому царю Афридонию, властителю Константинии; и мы все, арабы пустыни, знали его качества. Но такого рода конь не должен оставаться в конюшнях царя неверных; и вот меня-то и назначили для похищения коня из рук денно и нощно стороживших его и ходивших за ним людей. И я немедленно отправился, ночью подъехал к палатке, где стоял конь, и завязал знакомство с его сторожами, потом я воспользовался минутой, когда они спрашивали моего мнения о его совершенствах и просили попробовать сесть на него, вскочил на него и пустил в галоп. Когда сторожа опомнились, они кинулись в погоню за мной на лошадях, пуская в меня стрелы и копья, из которых некоторые, как видишь, попали мне в спину. Но конь мчал меня быстрее падучей звезды, и им не удалось догнать меня. И вот три дня скачу я без остановки. Но кровь моя истекла, и сил у меня нет; и я чувствую, что смерть смыкает мне веки. А так как ты оказал мне помощь, то после моей смерти конь должен быть твой. Его зовут Катуль эль-Мажнун, и это лучший образец из породы кохейлан Аджуз![112]

Но прежде всего, о молодой человек, одежда которого так бедна, а лицо так благородно, окажи мне услугу, возьми меня на лошадь с собою и отвези к моим соплеменникам, чтобы я мог умереть в палатке, в которой родился!

При этих словах Канмакан сказал:

— О брат пустыни, я также принадлежу к роду, в котором привычны красота и доброта сердца! Я готов исполнить твою просьбу, хотя бы и не достался мне этот конь!

И подошел он к арабу, чтобы поддержать его, но араб глубоко вздохнул и сказал:

— Подожди еще немного! Быть может, душа моя улетит сейчас! Я исповедую свою веру! — Он закрыл глаза наполовину, простер руку, обратив ее ладонью к небу, и сказал: — Исповедую, что нет иного Бога, кроме Аллаха! Исповедую, что господин наш Мухаммед — посланник Аллаха!

Потом, приготовившись таким образом к смерти, он запел свою последнюю песнь: