Тысяча и одна ночь. В 12 томах

В это время я размышлял: «Какой проступок мог я совершить? Это, верно, довольно-таки неприятный запах требухи оскорбил обоняние этой дамы, которая, вероятно, беременна и, может быть, почувствовала вследствие этого некоторое расстройство внутри. Полагаю, что это и было причиной или, может быть, также и вид мой, довольно-таки противный, и разорванное платье мое, позволяющее видеть непристойные части моего существа. Нет надежды, кроме как на Аллаха!»

Итак, я был по-прежнему увлекаем евнухами среди сочувственных возгласов жалеющих меня прохожих, пока все мы не достигли ворот большого дома и меня не ввели в передний двор, великолепие которого я никак не сумею описать. И я подумал в душе своей: «Вот место, назначенное для моей казни. Я буду умерщвлен, и никто из моих родных не узнает причину моего исчезновения». И я думал также в эти последние минуты о бедном осле моем, который был так послушен, и никогда не спотыкался, и не опрокидывал ни требуху, ни корзины с нечистотами. Но я скоро был выведен из своих грустных мыслей появлением хорошенького маленького раба, который вежливо попросил меня следовать за ним, и он привел меня в хаммам, где меня приняли три прекрасные невольницы, которые сказали мне:

— Поспеши сбросить лохмотья свои.

Я же повиновался, и они тотчас ввели меня в натопленную залу, где собственноручно обмыли меня, занявшись кто головой, кто ногами, кто животом, и потом, произведя растирания, надушили и осушили тело мое. После чего они принесли мне великолепные одежды и попросили облечься в них. Но я был весьма смущен и не знал, с какого конца взяться за них и как их надеть, ибо никогда не видел подобных во всю жизнь свою; и я сказал молодым девушкам:

— Ради Аллаха! О госпожи мои, мне, кажется, придется остаться голым, ибо никогда не сумею я один одеться в эти необыкновенные платья!

Тогда они подошли ко мне со смехом и помогли мне одеться, щекоча, и пощипывая меня, и поднимая вес моего товара, который они нашли огромным и хорошего качества.

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что занимается заря, и с присущей ей скромностью умолкла.

А когда наступила

ТРИСТА ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И поднимая вес моего товара, который они нашли огромным и хорошего качества. И я, находясь среди них, не знал, что же будет со мною дальше, но они, закончив одевать меня и опрыскав розовой водой, взяли меня под руки и, подобно новобрачному, ввели в залу, убранную с таким изяществом, что язык мой никогда не сумеет изобразить ее, и она была украшена живописью в виде переплетающихся между собою и весьма приятно раскрашенных линий. И едва только я вошел туда, как увидел небрежно раскинувшуюся на ложе из бамбука и слоновой кости и облеченную в легкое одеяние из мосульских тканей ту самую знатную госпожу, окруженную несколькими из своих рабынь. Увидев меня, она подозвала меня, сделав мне знак приблизиться. Я приблизился, и она велела мне сесть; и я сел. Тогда она приказала рабыням подать нам угощение; и нам подали удивительные яства, названия которых я не могу сообщить, ибо никогда во всю жизнь мою не видел подобных. Я опорожнил несколько блюд, чтобы удовлетворить свой голод; затем я вымыл руки свои, чтобы есть плоды.

Тогда были принесены кубки с напитками и курительницы, наполненные благовониями; и после того как нас окурили парами фимиама и росного ладана, госпожа собственноручно наполнила кубок мой и стала пить из него вместе со мной, пока мы оба не опьянели. Тогда она сделала знак рабыням своим, и все они исчезли, оставив нас одних в той зале. И она тотчас привлекла меня к себе и заключила в объятия свои. И я как только мог услаждал ее ласками. И всякий раз, когда я прижимал ее к себе, голова моя кружилась от аромата мускуса и амбры, исходивших от тела ее, и мне казалось, что все это сон или что я держу в объятиях своих одну из гурий рая. И так покоились мы в объятиях друг друга до утра; тогда она сказала, что настало время мне удалиться, но раньше спросила, где я живу; и когда я дал ей на этот счет необходимые указания, она сказала мне, что пришлет за мной в благоприятную минуту, и дала мне платок, расшитый золотом и серебром, в котором было что-то завязано несколькими узлами, говоря:

— Это чтобы купить какого-нибудь корму твоему ослу.

И я вышел от нее совершенно в таком же состоянии, как если б вышел из рая. Когда я пришел в кишечный ряд, где находилось и мое жилище, я развязал платок, говоря себе: «Если в нем содержится хоть пять медяков, то мне и того хватит на покупку завтрака».

Но каково же было мое изумление, когда я нашел в нем пятьдесят золотых миткалей![16] Я поспешил вырыть ямку и зарыть их туда на черный день и купил себе на два медяка хлеба и луковицу, которыми и позавтракал, сидя у дверей своей каморки и предаваясь мечтам по поводу случившегося со мною приключения.