Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И аль-Мамун нашел эти строки восхитительными и спросил девушку:

— Чьи они?

И она ответила:

— Стихи Джарира[18], а музыка Ибн-Сарая.

Затем халиф и двое других опустошили свои чаши, а невольницы удалились, чтобы немедленно освободить место для десяти других, которые были одеты в алый шелк и перевязаны алыми поясами; распущенные волосы их тяжело ниспадали на спину. Таким образом, в этой красной гамме они напоминали переливающиеся рубины. Они сели на золотые сиденья и запели хором, и каждая подыгрывала на своей лютне.

И аль-Мамун повернулся к той, что более всех сияла среди своих спутниц, и спросил ее:

— Как зовут тебя?

И она ответила:

— Обольщением, о эмир правоверных!

И эмир сказал:

— Тогда, Обольщение, поспеши исполнить нам что-нибудь, чтобы мы услышали один лишь твой голос.

И Обольщение, аккомпанируя себе на лютне, пропела:

Бриллианты, шелк, рубины и парча
Не трогают сердца красавиц томных,
Бриллианты — их глаза, рубины — губы,
Все прочее — шелка!

И халиф, очарованный до крайней степени, спросил певицу:

— Чьи это строки, о Обольщение?

Она ответила:

— Это из Ади ибн Зайда[19], а что касается музыки, то она очень старая, и ее автор неизвестен.

Аль-Мамун, его брат Абу Иса и Али опустошили свои чаши, и десять новых певиц, облаченных в золотистые ткани и со сверкающими золотыми поясами из драгоценных камней на талии, пришли, чтобы сесть на сиденья и запеть, как и предыдущие выступавшие. И халиф спросил красавицу с самой тонкой талией:

— Как зовут тебя?

И она ответила:

— Росинкой, о эмир правоверных!

Он сказал:

— Хорошо, о Росинка, мы ждем от тебя новых стихов!

И она сразу же пропела:

Я от вина со щек его пьянею,
От поцелуев разум улетел!
В накидке ароматов выступаю,
Что мне любимый нынче подарил, —
Пусть на любовь посмотрят люди нашу
В накидке благовонной из цветов!

Услыхав эти стихи, аль-Мамун воскликнул:

— Йа Аллах! Ты преуспела, о Росинка! Пропой эти строки снова!

И Росинка, ударив по струнам своей лютни, повторила еще более проникновенно:

В накидке ароматов выступаю,
Что мне любимый нынче подарил…

И халиф спросил ее:

— Чьи это стихи, о Росинка?

Она же сказала:

— Абу Нуваса, о эмир правоверных, а музыка Ишаха.

Когда же десять рабынь закончили свою игру, халиф хотел откланяться и уйти. Но Али ибн Хашими вышел вперед и сказал ему:

— О эмир правоверных, у меня еще есть рабыня, которую я купил за десять тысяч динариев и которую я хочу показать халифу, поэтому пусть он соизволит остаться еще на несколько минут. Если она ему понравится, он может оставить ее себе, а если она не доставит ему удовольствия, я все равно буду признателен за его внимание.

А аль-Мамун подумал: «Тогда она достанется мне».

В это время в зале появилась девушка несравненной красоты, гибкая и худая, как молодая веточка, с глазами вавилонянки, с полными чар бровями, похожими на выгнутый лук, и цветом лица, который, казалось, был позаимствован у цветущего жасмина; на голове у нее была золотая диадема, украшенная жемчугом и драгоценными камнями, на которой вырезанными по алмазу буквами было написано: «Мудрая чаровница, она знает, как поразить цель стрелами из лука без тетивы». Девушка медленно подошла и с улыбкой села на отведенное для нее золотое сиденье. И едва Абу Иса, брат халифа, увидел, как она появилась в зале, он отставил в сторону свою чашу и так переменился в лице, что аль-Мамун заметил это и спросил его:

— Что с тобою, брат мой? Почему цвет лица твоего так изменился?

И он ответил:

— О эмир правоверных, так бывает иногда от неправильной работы печени.

Однако аль-Мамун был настойчив, и он сказал ему:

— Может, ты случайно видел уже эту юную девушку до этого дня?

И он не стал этого отрицать и сказал:

— Есть ли кто-нибудь, о эмир правоверных, кто не знает о существовании луны?

Затем халиф повернулся к юной девушке и спросил ее:

— Как зовут тебя, юное создание?

И она ответила:

— Юные Глазки, о эмир правоверных!

Он же сказал:

— Что ж, Юные Глазки, спой нам что-нибудь!

И она пропела:

О, знает ли любовь,
Кто любит на словах,
А в сердце равнодушен?
Как может он любить,
Коль вместо сердца
Лишь камень у него?
Кто говорит, что время раны лечит?
Разлука мне не впрок.
Вернуться, говорите?
Но в чем же тут лекарство,
Коль холоден мой друг?

И халиф, пораженный ее голосом, спросил:

— А чья это песня, о Юные Глазки?

И она сказала:

— Стихи из аль-Херзая, а музыка Зарзура.

Но Абу Иса, задыхаясь от волнения, сказал брату своему:

— Позволь мне ответить ей, о эмир правоверных!

И халиф дал на это свое одобрение, и тогда Абу Иса пропел: