— О господин наш, мы иностранные купцы, прибыли только сегодня и пришли сюда, не зная, что вход в этот сад воспрещен. И мы шли совершенно спокойно в толпе, когда ваши люди схватили нас и предали в твои руки, хотя мы не догадываемся даже, в чем нас обвиняют!
Он сказал:
— Если вы чужие в Багдаде, ничего не бойтесь, а не то я бы, разумеется, велел отрубить вам головы!
Потом он обратился к своему визирю и сказал ему:
— Пусть они идут с нами. Они сегодня будут нашими гостями.
Тогда они последовали за остальными и таким образом прибыли во дворец, который своим великолепием мог сравниться только с дворцом эмира правоверных. И они вошли в пышную залу, пол которой был покрыт желтым шелковым ковром; и удивительный халиф, опустившись на золотой трон, пригласил всех остальных усесться вокруг него. Вслед за тем подали угощение; и все принялись есть и потом не преминули вымыть себе руки; потом скатерть была уставлена напитками, и все один за другим пили из одного кубка. Но когда очередь дошла до халифа Гаруна аль-Рашида, он наотрез отказался пить. Тогда удивительный юноша-халиф обернулся к Джа-фару и спросил его:
— Почему же товарищ твой не хочет пить?
Тот ответил:
— Он уже давно не пьет, о господин мой!
А первый сказал:
— В таком случае я велю подать ему другой напиток!
И он тотчас же повелел принести сосуды, наполненные яблочным шербетом, и предложил его аль-Рашиду, который с видимым удовольствием принял это угощение.
И едва только напитки успели оказать свое действие, удивительный халиф ударил три раза по столу золотой палочкой, которую он держал в руках, и тотчас же обе половинки широкой двери в глубине залы распахнулись, и в залу вошли два негра, держа на плечах ложе из слоновой кости, на котором сидела белая молодая невольница, лицо которой сияло, точно солнце. Поставив свою ношу перед своим господином, они отступили несколько назад и остановились в неподвижности. Тогда невольница взяла лютню, настроила ее и стала играть вступление на двадцать четыре различных манера и с таким искусством, что присутствующие обезумели от восторга. Потом она вернулась к первой манере исполнения и спела так:
Когда удивительный халиф услышал эту песню, он громко вскрикнул, разорвал свою великолепную одежду, усеянную алмазами, рубашку и другие одежды и лишился чувств. И мамелюки его поспешили набросить на него атласное одеяло, но не настолько быстро, чтобы халиф, Джафар и Масрур не успели заметить, что тело молодого человека носит следы ударов палкой и кнутом.
При виде этого халиф сказали Джафару:
— Клянусь Аллахом, как досадно, что столь прекрасный юноша несет на своем теле знаки, свидетельствующие самым очевидным образом о том, что мы имеем дело с каким-нибудь разбойником или с преступником, бежавшим из тюрьмы!
Но мамелюки успели уже облачить своего господина в новое платье, еще великолепнее первого; и юноша опять сел на трон свой как ни в чем не бывало. И он заметил, что трое приглашенных разговаривают вполголоса, и сказал им:
— К чему этот заговорщический вид и этот шепот?
И Джафар ответил:
— Мой товарищ только что говорил мне, что он объехал все страны и посетил много знаменитых людей и царей, но нигде не встречал человека столь великодушного, как наш хозяин. Он действительно почувствовал изумление, видя, что ты разорвал платье, стоящее не менее десяти тысяч динаров. И он цитировал мне эти стихи в твою честь…
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Цитировал мне эти стихи в твою честь:
Услышав эти слова, молодой человек обрадовался и приказал выдать Джафару тысячу динаров и платье, столь же великолепное, как то, которое он разорвал на себе. И все опять принялись пить и забавляться.
Но аль-Рашид, который не мог успокоиться, после того как увидел следы ударов на теле молодого человека, сказал Джафару вполголоса:
— Попроси у него объяснения этого обстоятельства.
А Джафар ответил:
— Лучше будет, если мы умерим наше нетерпение и не покажемся нескромными.
Но халиф сказал ему:
— Клянусь головой моей и могилой Аббаса, если ты не спросишь его сейчас же об этом, то ты должен будешь проститься со своей душой, как только мы вернемся во дворец!
В эту минуту молодой человек повернулся к ним и, заметив, что они перешептываются, спросил их:
— О чем это вы перешептываетесь так таинственно?
Джафар отвечал: