Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

— О господин наш, мы иностранные купцы, прибыли только сегодня и пришли сюда, не зная, что вход в этот сад воспрещен. И мы шли совершенно спокойно в толпе, когда ваши люди схватили нас и предали в твои руки, хотя мы не догадываемся даже, в чем нас обвиняют!

Он сказал:

— Если вы чужие в Багдаде, ничего не бойтесь, а не то я бы, разумеется, велел отрубить вам головы!

Потом он обратился к своему визирю и сказал ему:

— Пусть они идут с нами. Они сегодня будут нашими гостями.

Тогда они последовали за остальными и таким образом прибыли во дворец, который своим великолепием мог сравниться только с дворцом эмира правоверных. И они вошли в пышную залу, пол которой был покрыт желтым шелковым ковром; и удивительный халиф, опустившись на золотой трон, пригласил всех остальных усесться вокруг него. Вслед за тем подали угощение; и все принялись есть и потом не преминули вымыть себе руки; потом скатерть была уставлена напитками, и все один за другим пили из одного кубка. Но когда очередь дошла до халифа Гаруна аль-Рашида, он наотрез отказался пить. Тогда удивительный юноша-халиф обернулся к Джа-фару и спросил его:

— Почему же товарищ твой не хочет пить?

Тот ответил:

— Он уже давно не пьет, о господин мой!

А первый сказал:

— В таком случае я велю подать ему другой напиток!

И он тотчас же повелел принести сосуды, наполненные яблочным шербетом, и предложил его аль-Рашиду, который с видимым удовольствием принял это угощение.

И едва только напитки успели оказать свое действие, удивительный халиф ударил три раза по столу золотой палочкой, которую он держал в руках, и тотчас же обе половинки широкой двери в глубине залы распахнулись, и в залу вошли два негра, держа на плечах ложе из слоновой кости, на котором сидела белая молодая невольница, лицо которой сияло, точно солнце. Поставив свою ношу перед своим господином, они отступили несколько назад и остановились в неподвижности. Тогда невольница взяла лютню, настроила ее и стала играть вступление на двадцать четыре различных манера и с таким искусством, что присутствующие обезумели от восторга. Потом она вернулась к первой манере исполнения и спела так:

Ты далеко от меня, мой милый,Как утешить тебя? Ведь сердце моеСтрадает в разлуке.Судьба разделила влюбленных,И пуст этот дом, где раньше звучалиПесни любви и счастья…

Когда удивительный халиф услышал эту песню, он громко вскрикнул, разорвал свою великолепную одежду, усеянную алмазами, рубашку и другие одежды и лишился чувств. И мамелюки его поспешили набросить на него атласное одеяло, но не настолько быстро, чтобы халиф, Джафар и Масрур не успели заметить, что тело молодого человека носит следы ударов палкой и кнутом.

При виде этого халиф сказали Джафару:

— Клянусь Аллахом, как досадно, что столь прекрасный юноша несет на своем теле знаки, свидетельствующие самым очевидным образом о том, что мы имеем дело с каким-нибудь разбойником или с преступником, бежавшим из тюрьмы!

Но мамелюки успели уже облачить своего господина в новое платье, еще великолепнее первого; и юноша опять сел на трон свой как ни в чем не бывало. И он заметил, что трое приглашенных разговаривают вполголоса, и сказал им:

— К чему этот заговорщический вид и этот шепот?

И Джафар ответил:

— Мой товарищ только что говорил мне, что он объехал все страны и посетил много знаменитых людей и царей, но нигде не встречал человека столь великодушного, как наш хозяин. Он действительно почувствовал изумление, видя, что ты разорвал платье, стоящее не менее десяти тысяч динаров. И он цитировал мне эти стихи в твою честь…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла.

А когда наступила

ТРИСТА ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Цитировал мне эти стихи в твою честь:

Это щедрость самаСоздала этот домМежду рук твоих, царь.Он желанный приют.И коль скоро онаПожелает закрытьЕго двери для нас,Твои руки егоВновь откроют тотчас.

Услышав эти слова, молодой человек обрадовался и приказал выдать Джафару тысячу динаров и платье, столь же великолепное, как то, которое он разорвал на себе. И все опять принялись пить и забавляться.

Но аль-Рашид, который не мог успокоиться, после того как увидел следы ударов на теле молодого человека, сказал Джафару вполголоса:

— Попроси у него объяснения этого обстоятельства.

А Джафар ответил:

— Лучше будет, если мы умерим наше нетерпение и не покажемся нескромными.

Но халиф сказал ему:

— Клянусь головой моей и могилой Аббаса, если ты не спросишь его сейчас же об этом, то ты должен будешь проститься со своей душой, как только мы вернемся во дворец!

В эту минуту молодой человек повернулся к ним и, заметив, что они перешептываются, спросил их:

— О чем это вы перешептываетесь так таинственно?

Джафар отвечал:

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги
Пять поэм
Пять поэм

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет. В законченной около 1203 года «Искандер-наме» заметны следы торопливости, вызванной, надо думать, предчувствием близкой смерти.Создание такого «поэтического гиганта», как «Пятерица» — поэтический подвиг Низами.Перевод с фарси К. Липскерова, С. Ширвинского, П. Антокольского, В. Державина.Вступительная статья и примечания А. Бертельса.Иллюстрации: Султан Мухаммеда, Ага Мирека, Мирза Али, Мир Сеид Али, Мир Мусаввира и Музаффар Али.

Гянджеви Низами , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги