И не одну ночь провел я таким образом, а целый месяц без всякого перерыва. И я забыл обо всех моих делах, и о моей лавке, и о моих имениях, и о доме со всем, что было в нем, до того самого дня, который был первым днем второго месяца, когда она пришла ко мне и сказала:
— Я должна уйти из дому на несколько часов, ровно на столько, сколько требуется, чтобы пойти в хаммам и вернуться оттуда. Но умоляю тебя, не покидай постели и не вставай, пока я не вернусь домой. И я вернусь к тебе после хаммама свежей и пропитанной благоуханиями.
Потом, чтобы еще более быть уверенной в исполнении этого приказания, она заставила меня поклясться ей в том, что я не двинусь с места. После этого она взяла двух невольниц, которые захватили с собою полотенца и белье и платье своей госпожи, и ушла с ними в хаммам.
И вот, о господа мои, едва успела она выйти из дома, как, клянусь Аллахом, дверь отворилась и в комнату вошла старуха, которая после обычных приветствий сказала мне:
— О господин мой Мухаммед, супруга эмира правоверных Сетт Зобейда посылает меня к тебе, чтобы пригласить тебя во дворец, так как она желает видеть тебя и слышать твой голос. Ибо знай, что ей так расхвалили твои прекрасные манеры, благовоспитанность и твой чудесный голос, что она загорелась желанием увидеть тебя.
Я отвечал:
— Клянусь Аллахом, добрая тетушка, Сетт Зобейда оказывает мне великую честь этим приглашением, но я не могу выйти из дому раньше возвращения моей супруги, которая отправилась в хаммам.
А старуха ответила:
— Дитя мое, советую тебе не медлить ни минуты, если ты не хочешь нажить себе врага в лице Сетт Зобейды. Разве тебе неизвестно, сколь опасна месть Сетт Зобейды?! Вставай же и отправляйся поскорее в ее дворец!
Эти слова заставили меня выйти из дома, несмотря на клятву, которую я дал супруге моей, и я последовал за старухой, которая шла впереди меня; и она провела меня во дворец и без всякого затруднения ввела в покои Сетт Зобейды.
Когда Сетт Зобейда увидела меня, она улыбнулась мне и сказала:
— О свет ока! Это ты возлюбленный сестры великого визиря?
Я отвечал:
— Я раб твой и слуга!
Она сказала мне:
— Поистине, нисколько не преувеличивали те, которые описывали твои прекрасные манеры и твою изысканную речь. Я желала увидеть тебя и узнать, чтобы собственными глазами убедиться в выборе и вкусах сестры Джафара. Теперь я вполне удовлетворилась. Но ты доставишь мне безграничное удовольствие, если дашь мне услышать голос твой и споешь что-нибудь.
Я ответил:
— Люблю и почитаю!
И я взял лютню, которую принесла невольница, и, настроив ее, стал тихо наигрывать и спел две или три строфы о разделенной любви. Когда я закончил, Сетт Зобейда сказала мне:
— Да завершит Аллах дело Свое, дозволяя тебе еще более совершенствоваться, о прелестный юноша! Благодарю тебя за то, что ты пришел ко мне! Теперь поспеши вернуться домой раньше возвращения супруги твоей, чтобы она не подумала, что я хотела лишить ее твоей любви!
Тогда я поцеловал землю между рук ее и вышел из дворца так же, как и вошел в него.
Когда я пришел домой, я нашел жену в постели, так как она возвратилась раньше меня. Она уже спала и не проснулась при моем появлении. И я лег у ног ее и принялся тихо растирать ноги ее. Но вдруг она открыла глаза и холодно, ударом ноги в бок сбросила меня с постели и закричала:
— О изменник! О, позор! Ты не сдержал своей клятвы и отправился к Сетт Зобейде! Клянусь Аллахом, если бы меня не отталкивала мысль предать гласности мою интимную жизнь, я сию же минуту показала бы Сетт Зобейде, что значит развращать мужей чужих жен. Но погоди, ты расплатишься за нее и за себя!
И она захлопала в ладоши и закричала:
— Эй, Сауаб!
И тотчас же прибежал начальник евнухов ее дома — негр, который с самого начала косо смотрел на меня.
И она сказала ему:
— Отруби сейчас же голову этому изменнику и лгуну!
Негр обнажил меч свой, оторвал угол подола своего платья и завязал мне глаза этим лоскутом. Потом он сказал мне:
— Исповедуй веру свою! — и приготовился отрубить мне голову.
Но в эту минуту в комнату вошли все невольницы, по отношению к которым я всегда был великодушен, большие и маленькие, молодые и старые…
На этом месте своего повествования Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Тут в комнату вошли все невольницы, по отношению к которым я всегда был великодушен, большие и маленькие, молодые и старые, и сказали ей:
— О госпожа наша, умоляем тебя, прости его, потому что он не понимает всей важности своего проступка. Он не знал, что ничто не могло быть тебе столь неприятно, как его посещение Сетт Зобейды, врага твоего. Он совершенно не знал о вражде между вами. Прости его, о госпожа наша!
Она отвечала:
— Хорошо, я согласна даровать ему жизнь, но вместе с тем я хочу оставить ему неизгладимую память о вине его!