Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

И она сделала знак Сауабу переменить меч на палку. И негр взял палку необыкновенной гибкости и стал наносить мне ею удары по самым чувствительным частям моего тела. После этого он взял кнут и дал мне еще пятьсот ударов по наиболее чувствительным частям тела. Теперь вы знаете, о господа мои, отчего произошли те рубцы и шрамы, которые вы видели на теле моем.

Когда истязание закончилось, она велела унести меня и выбросить на улицу как какой-нибудь мусор.

Тогда я собрал свои силы и кое-как дотащился домой, весь избитый и окровавленный; но лишь только я вошел в свою комнату, давно уже покинутую мною, как лишился чувств.

И когда я через некоторое время пришел в сознание, я велел позвать к себе искусного знахаря с легкой рукой, и он при помощи мазей и бальзамов залечил раны на теле моем и вернул мне здоровье.

Однако я пролежал в неподвижности в течение двух месяцев; когда же я наконец поднялся, я прежде всего отправился в хаммам, а оттуда в мою лавку. Там я поспешил собрать свои драгоценности и продал на аукционе все, что было возможно превратить в наличные деньги; и на вырученные деньги я купил четыреста юных мамелюков, которых роскошно одел, и это судно, на котором вы видели меня среди них этой ночью. И я выбрал одного из них, который похож на Джафара, товарищем моим, обязанным находиться по правую руку от меня, а другого, который похож на Масрура, сделал моим оруженосцем, подражая эмиру правоверных. И чтобы отвлечься от тоски моей, я сам переоделся халифом и усвоил себе привычку кататься на моем ярко освещенном судне среди пения и игры. И таким образом я уже около года провожу свою жизнь, отдаваясь иллюзии, что я действительно халиф, эмир правоверных, и стараясь отогнать от себя тяжелые мысли, которые преследуют меня с того дня, когда жена так жестоко истязала меня, чтобы удовлетворить той непримиримой вражде, которая существовала между нею и Сетт Зобейдой. Таким образом я один, не ведавший ничего об этой женской распре, испытал на себе последствия ее.

Вот такова моя печальная история, о господа мои. Теперь мне остается только поблагодарить вас за то, что вы соблаговолили дружески присоединиться к нам в развлечениях этой ночи.

Когда халиф Гарун аль-Рашид выслушал эту историю, он воскликнул:

— Хвала Аллаху, дозволившему каждому действию иметь свою причину!

Потом он поднялся и попросил удивительного юношу разрешить ему и его товарищам удалиться из дворца, и, когда получил разрешение, отправился в свой дворец, размышляя всю дорогу о том, как исправить совершенную обеими женщинами несправедливость, жертвой которой сделался молодой человек. И Джафар, со своей стороны, был чрезвычайно расстроен тем, что сестра его была виновницей такого приключения, которое теперь будет разглашено во всем дворце.

На другой день халиф в торжественном одеянии и со знаками своей власти явился среди своих эмиров и придворных и сказал Джафару:

— Вели привести сюда того юношу, который оказал нам гостеприимство этой ночью!

И Джафар тотчас же удалился и вскоре возвратился в сопровождении юноши, который поцеловал землю между рук халифа и после обычных «уассалам» произнес свое приветствие в стихах. Очарованный аль-Рашид подозвал его к себе, усадил рядом с собою и сказал ему:

— О Мухаммед ибн Али, я вызвал тебя сюда, чтобы услышать из твоих уст ту историю, которую ты рассказал вчера трем купцам. Она поистине чудесна и полна полезных выводов.

Молодой человек отвечал с волнением:

— Я не могу говорить, о эмир правоверных, пока ты не соблаговолишь дать мне свой платок для обеспечения моей безопасности.

И халиф не замедлил бросить ему свой платок в знак безопасности, и тогда юноша повторил свой рассказ, не упуская ни одной подробности. Когда же он закончил, Гарун аль-Рашид сказал ему:

— А теперь скажи, желаешь ли ты, чтобы жена твоя вернулась к тебе, несмотря на ее проступок по отношению к тебе?

И он отвечал:

— Все, что исходит из рук халифа, будет для меня милостью, ибо пальцы господина нашего суть ключи от сокровищницы благодеяний, а действия его — драгоценнейшие ожерелья, служащие украшением шеи!

Тогда халиф сказал Джафару:

— Приведи сюда сестру твою, о Джафар, дочь эмира Яхьи!

И Джафар поспешил привести сестру свою, и халиф спросил ее:

— Скажи мне, о дочь нашего верного Яхьи, узнаешь ли ты этого молодого человека?

Она отвечала:

— О эмир правоверных, с каких это пор женщины научились смотреть на мужчин?

Он улыбнулся и сказал:

— Хорошо, в таком случае я сам назову тебе его имя. Зовут его Мухаммед ибн Али, и он сын главы синдиката багдадских ювелиров Али. Пусть прошлое остается прошлым, а в настоящем я желаю отдать тебя ему в жены!

Она отвечала:

— Дары нашего господина на головах наших и в глазах наших!

Халиф повелел тотчас же позвать кади и свидетелей и написать брачный договор, который на этот раз соединил молодых людей самым прочным образом, укрепляя за ними совершенное счастье. И он решил оставить при себе Мухаммеда ибн Али и сделал его своим приближенным до конца дней своих.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги
Пять поэм
Пять поэм

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет. В законченной около 1203 года «Искандер-наме» заметны следы торопливости, вызванной, надо думать, предчувствием близкой смерти.Создание такого «поэтического гиганта», как «Пятерица» — поэтический подвиг Низами.Перевод с фарси К. Липскерова, С. Ширвинского, П. Антокольского, В. Державина.Вступительная статья и примечания А. Бертельса.Иллюстрации: Султан Мухаммеда, Ага Мирека, Мирза Али, Мир Сеид Али, Мир Мусаввира и Музаффар Али.

Гянджеви Низами , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги