Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

— О государь, я ничего не могу сделать; ты же увидишь твоего сына лишь в День воскресения мертвых. В самом деле, царевич не дал мне времени объяснить ему, как следует пользоваться гвоздиком, который находится по левую сторону, он слышит только себя и до того невежествен, что слишком скоро привел в движение коня.

Когда царь Сабур услышал слова ученого, он пришел в беспредельное бешенство, приказал рабам поколотить его палками и бросить затем в самый мрачный из казематов, а сам сорвал с головы своей корону, стал бить себя по лицу и рвать бороду. Потом удалился он во дворец, приказал запереть все двери, и рыдали и стенали и он, и его супруга, и все три дочери, и слуги, и все жители в городе. И таким образом радость превратились в горе, а счастье — в печаль и отчаяние.

Вот все, что было с ними.

Царевич же продолжал лететь вверх безостановочно и так, что почти долетел до солнца. Тогда понял он, какая ему грозит опасность и какая ужасная смерть ждет его в этих небесных краях; и встревожился он, и раскаялся, что сел на этого коня, и подумал в душе своей: «Несомненно, ученый имел намерение погубить меня из-за младшей сестры моей. Что теперь делать? Один Аллах силен и всемогущ. Я же погиб безвозвратно».

Потом ему пришло в голову: «А кто знает, нет ли другого гвоздика, при помощи которого можно спуститься на землю?»

И так как он был умен, сметлив и образован, то стал искать и наконец нашел крошечный винтик, не больше булавочной головки, на левой стороне седла. И сказал он себе: «Другого нет!»

Тогда надавил он на винтик — и тотчас же полет вверх стал постепенно ослабевать, конь остановился на минуту в воздухе и затем с прежней быстротой стал спускаться, а потом замедлять свое движение, по мере того как они приближались к поверхности земли. Наконец без малейшего толчка конь спустился на землю, а всадник вздохнул свободнее и убедился, что спасен. Узнав о действии гвоздика и винтика, он был очень обрадован и возблагодарил Всевышнего, соизволившего избавить его от неминуемой смерти. Затем он стал поворачивать то гвоздик, то винтик, тянул уздечку то вправо, то влево, направлял коня то вперед, то назад, то вверх, то вниз — куда хотел — то с быстротой молнии, то шагом, пока наконец не освоился со всеми этими движениями. Тогда поднялся он на некоторую высоту и направил коня в известном направлении с умеренной скоростью, так что мог наслаждаться чудным зрелищем, развертывающимся у него под ногами. И так мог он любоваться чудесами земли и неба, восхищаться разными странами и городами, которых никогда не видал до этих пор.

И вот между различными городами, появлявшимися таким образом у него под ногами, заметил он город с домами и разными зданиями, расположенными симметрично и красиво среди веселого края, покрытого роскошной растительностью, перерезанного многочисленными реками, богатого лугами, на которых резвились скачущие газели.

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ВОСЕМНАДЦАТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И на лугах резвились скачущие газели.

Так как Камар аль-Акмар был от природы любознателен и любил развлечения, то он сказал себе: «Надо узнать название этого города и этого края». И стал он облетать город, останавливаясь в самых красивых местах.

Между тем день клонился к вечеру, и солнце спустилось к горизонту; царевич же подумал: «Клянусь Аллахом, лучшего места, чтобы переночевать, невозможно найти! Поэтому я остановлюсь здесь на ночь, а завтра на заре направлюсь в свою страну и вернусь в среду родных и друзей. И расскажу я отцу обо всем, что случилось со мною, и обо всем, что видели глаза мои».

И стал он смотреть вокруг себя, ища места для спокойного и безопасного ночлега, где бы он мог поставить своего коня, и наконец выбор его пал на высокий дворец, стоявший на самой середине города, окруженный зубчатыми башнями и охраняемый сорока черными невольниками в панцирях, вооруженными копьями, мечами и стрелами. Поэтому он сказал себе: «Вот прекрасное место».

И, надавив на винтик, направил туда своего коня, который, как утомленная птица, тихонько опустился на кровлю дворца.

Тогда царевич сказал:

— Слава Аллаху! — и сошел с коня. Он стал ходить вокруг него, рассматривать, говоря: — Клянусь Аллахом, тот, кто с таким совершенством сработал тебя, должен быть искуснейшим из мастеров.

Поэтому, если Всевышний продлит жизнь мою и поможет мне снова встретиться с отцом и семьей моей, я не забуду осыпать милостями этого ученого человека.

Ночь уже наступила, а царевич продолжал стоять на крыше, дожидаясь, чтобы все заснули во дворце. Потом, мучимый голодом и жаждой, так как ничего не ел и не пил со времени своего отъезда, он сказал себе: «В таком дворце, как этот, не должно быть недостатка в съестных припасах».

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги
Пять поэм
Пять поэм

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет. В законченной около 1203 года «Искандер-наме» заметны следы торопливости, вызванной, надо думать, предчувствием близкой смерти.Создание такого «поэтического гиганта», как «Пятерица» — поэтический подвиг Низами.Перевод с фарси К. Липскерова, С. Ширвинского, П. Антокольского, В. Державина.Вступительная статья и примечания А. Бертельса.Иллюстрации: Султан Мухаммеда, Ага Мирека, Мирза Али, Мир Сеид Али, Мир Мусаввира и Музаффар Али.

Гянджеви Низами , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги