Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И, оставив коня своего на крыше, он решил поискать себе еду и направился к лестнице, по которой и спустился вниз. Он очутился на широком дворе, вымощенном мрамором и прозрачным алебастром, в котором ночью отражалась луна. И пришел он в восторг от красоты этого дворца; но напрасно смотрел он направо и налево, ни одной человеческой души не было видно, и не слышалось человеческих голосов; и встревожило это его, и не знал он, как ему быть.

В конце концов он принял решение, подумав: «Лучше всего мне теперь вернуться на крышу и провести ночь возле коня моего; завтра же с первыми лучами солнца я снова сяду на коня и уеду».

И в ту минуту, как собирался это сделать, он заметил свет внутри дворца и подошел посмотреть, что там. И увидел он, что свет исходит от факела, поставленного у дверей гарема, у изголовья спящего черного евнуха, который громко храпел и был похож на ифрита из тех, что подчинены Сулейману, или на какого-нибудь духа из племени черных джиннов; он растянулся на матрасе, положенном поперек двери, и загораживал ее лучше древесного пня или скамьи привратника; рукоятка его меча сверкала от пламени факела, а над его головой на гранитной колонне висел мешок с провизией.

При виде этого страшного негра молодой Камар аль-Акмар остолбенел и прошептал:

— Аллах — прибежище мое! О Единый Властитель неба и земли, Ты, избавивший меня от верной гибели, спаси меня еще раз и избавь от зла, могущего приключиться со мною в этом дворце!

И, сказав это, он протянул руку к мешку со съестными припасами негра, осторожно взял его, вышел из комнаты, открыл мешок и нашел в нем еду лучшего качества. Он стал есть и съел все, что было в мешке; подкрепив таким образом свои силы, затем он пошел к бассейну во дворе и утолил жажду чистой и сладкой водой. Потом он вернулся к евнуху, повесил мешок на прежнее место, вынул меч невольника из ножен и взял его, между тем как невольник спал еще крепче и храпел громче прежнего, и вышел, не зная, что пошлет ему судьба.

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И Камар аль-Акмар вышел, не зная, что пошлет ему судьба.

Он вошел во дворец и дошел до второй двери, прикрытой бархатным занавесом. Приподняв занавес, он увидел широкое ложе из белейшей слоновой кости с инкрустациями из жемчуга, рубинов, яхонтов и других камней, а на полу — четырех спящих молодых невольниц. Он осторожно подошел к кровати, чтобы узнать, кто лежит на ней, и увидел девушку, длинные волосы заменяли ей рубашку. И была она так прекрасна, что ее можно было принять не за луну, восходящую на востоке, а за другую, еще более дивную луну, вышедшую из рук Создателя! Чело ее было как белая роза, а щеки походили на два нежно-красных анемона, и блеск их оттенялся двумя нежными родинками с каждой стороны.

При виде такой красоты, прелести и изящества Камар аль-Ак-мар был так поражен, что едва не упал навзничь, лишившись чувств, а пожалуй, и жизни. Когда же он несколько овладел собой, то подошел к спящей девушке, дрожа всем телом и всеми нервами, трепеща от радости и сладострастия, и поцеловал ее в правую щеку.

Молодая девушка внезапно проснулась от этого поцелуя, широко открыла глаза и, увидав царевича, стоявшего у ее изголовья, воскликнула:

— Кто ты и откуда?

Он же ответил:

— Я раб твой и влюбленный в твои глаза!

Она спросила:

— А кто же привел тебя сюда?

Он же ответил:

— Аллах, моя судьба и мое счастье!

При этих словах царевна Шамс ан-Нахар (таково было имя ее), не слишком испугавшись, сказала молодому человеку:

— Быть может, ты сын индийского царя, просившего вчера моей руки, которому отец отказал, как думают, по причине его безобразия? Но если это ты, то, клянусь Аллахом, ты далеко не безобразен, и красота твоя уже покоряет меня, о господин мой!

А так как он действительно сиял, как светлая луна, она привлекла его к себе и поцеловала, и он поцеловал ее, и они, опьяненные своею взаимною молодостью и красотою, осыпали друг друга тысячей ласк, сливаясь в объятиях, говоря друг другу тысячу милых нелепиц, играя друг с другом в милые игры, лаская то нежно, то дерзко.

И в то время как они забавлялись таким образом, вдруг проснулись служанки и, увидав царевну с царевичем, закричали:

— О госпожа, кто же с тобой? Кто этот молодой человек?

Она ответила им:

— Не знаю. Проснувшись, я увидела его возле себя. Я думаю, впрочем, что это тот, который просил вчера моей руки у отца моего.

Служанки закричали, совершенно растерявшись от волнения:

— Да будет имя Аллаха на тебе и вокруг тебя! О госпожа наша, это совсем не тот, который просил вчера твоей руки; тот был безобразен и гнусен, а этот юноша мил и дивно хорош собой, и он, наверное, знатного происхождения. А тот вчерашний урод недостоин даже быть его рабом.

Затем служанки поднялись, пошли будить евнуха, спавшего у дверей, и страшно испугали его, когда сказали:

— Как же ты, сторож дворца и гарема, впускаешь к нам мужчин во время нашего сна?