Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

— О мать моя, в первую брачную ночь мою я взяла клятву с супруга моего, что он никогда не возьмет себе второй жены; но он увидел чужих сыновей, ему захотелось и себе сына, и сказал он мне: «Ты бесплодна». Я же ответила ему, что он сам бесплодный мул. Тогда он разгневался и, уходя, сказал мне: «По возвращении из путешествия я возьму себе вторую жену».

И вот, мать моя, я очень боюсь теперь, что он женится и будет иметь детей от другой женщины. А он богат землями, домами и деньгами, владеет целыми селениями; если же у него будут дети, то я лишусь всего.

Старуха ответила:

— Дочь моя, вижу, что тебе ничего не известно о шейхе Отец Плодородия. Разве ты не знаешь, что одного посещения этого шейха достаточно для того, чтобы несчастного должника превратить в богатого кредитора, а бесплодную женщину сделать житницей плодородия?!

Прекрасная Хатун ответила:

— О мать моя, с первого дня замужества моего я ни разу не выходила из дома и ни разу не посетила никого ни для поздравления, ни для выражения соболезнования.

Старуха сказала:

— О дитя мое, я хочу повести тебя к этому шейху. Ты же не бойся сказать ему о своем горе и дай какой-нибудь обет. И можешь быть уверенной, что по возвращении из своего путешествия супруг твой проведет с тобою ночь, а ты понесешь и потом родишь девочку или мальчика. Но, мужского или женского пола будет твой ребенок, дай обет посвятить его в качестве дервиша господину моему Отец Плодородия!

При этих словах прекрасная Хатун, оживленная радостью и надеждой, оделась в свои лучшие одежды, украсила себя прекраснейшими драгоценностями и затем сказала служанке своей:

— Присматривай хорошенько за домом.

А служанка ответила:

— Слушаю и повинуюсь, о госпожа моя!

Тогда Хатун вышла с Далилой и встретила у входа старого привратника-магрибинца Абу Али, который спросил у нее:

— Куда идешь, о госпожа моя?

Она же ответила:

— Я иду к шейху Отец Плодородия!

А привратник сказал:

— О госпожа моя, какое благословение Аллаха эта святая старуха! В ее распоряжении целые сокровища! Она дала мне три золотых динария; она угадала, в каком я нахожусь положении, не задав мне ни одного вопроса; она узнала, что я нуждаюсь в деньгах. Да послужит мне благословением пост ее!

Потом Далила и молодая Хатун ушли, и по дороге старая плутовка сказала супруге Бича Улиц:

— Иншаллах![36] О госпожа моя, после того как посетишь шейха Отец Плодородия, пусть он не только успокоит душу твою, и удовлетворит желания твои, и возвратит любовь твоего супруга, но и устроит так, чтобы между вами никогда не было поводов к неудовольствию или досаде и чтобы никогда не говорили вы друг другу неприятных слов.

А Хатун ответила:

— О мать моя, как бы я желала уже быть у этого святого шейха!

Между тем Далила Пройдоха говорила себе: «Как же оберу я ее дочиста среди постоянно снующих взад и вперед прохожих?»

Потом вдруг она сказала молодой женщине:

— О дочь моя, иди за мною и отставай от меня подальше, не теряя, однако, меня из виду; я старуха, и несу я тяготы людей, которые не в силах нести их; и во все время пути люди дают мне благочестивые дары и просят отнести все это господину моему. Поэтому лучше, чтобы я шла теперь одна.

И прекрасная Хатун отстала от старой негодницы и шла позади нее, пока наконец обе не встретились на главном базаре. И под сводами базара еще издали слышен был звон золотых погремушек на ее тонких ногах и бряцанье секинов[37] в волосах ее, такое мелодичное и ритмичное, что можно было принять его за звуки кимвалов и других музыкальных инструментов.

Между тем поравнялись они с лавкой молодого купца по имени Сиди Мохзен, который был очень красивым юношей с едва пробивавшимся пушком на щеках. И заметил он красоту молодухи и украдкой стал бросать на нее выразительные взгляды, что очень скоро замечено было старухой, поэтому она подошла к Хатун и сказала ей:

— Посиди вон там, поодаль, дочь моя, и отдохни, пока я поговорю о деле с тем молодым купцом.

И Хатун повиновалась и села невдалеке от лавки прекрасного юноши, который мог здесь еще лучше разглядеть ее, и он чуть не сошел с ума от первого же взгляда, который она бросила на него. Когда глаза его разгорелись, старая сводня подошла к нему и после обычного приветствия сказала ему:

— Ты ведь купец Сиди Мохзен, не так ли?

Он же ответил ей:

— Да, конечно. Но кто мог сказать тебе мое имя?

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Ты ведь купец Сиди Мохзен, не так ли?

Он же ответил ей:

— Да, конечно. Но кто мог сказать тебе мое имя? Она же ответила:

— Добрые люди, которые послали меня к тебе. И я пришла сказать тебе, сын мой, что молодая девушка, которую ты видишь, — это дочь моя; а отец ее, бывший богатейшим купцом, умер, оставив ей значительное состояние. Сегодня она первый раз вышла из дому, только недавно достигла она зрелости и вступила в брачный возраст. Я же поспешила вывести ее, так как мудрецы говорят: «Предлагай дочь свою в замужество, но не предлагай сына в женихи».

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги
Пять поэм
Пять поэм

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет. В законченной около 1203 года «Искандер-наме» заметны следы торопливости, вызванной, надо думать, предчувствием близкой смерти.Создание такого «поэтического гиганта», как «Пятерица» — поэтический подвиг Низами.Перевод с фарси К. Липскерова, С. Ширвинского, П. Антокольского, В. Державина.Вступительная статья и примечания А. Бертельса.Иллюстрации: Султан Мухаммеда, Ага Мирека, Мирза Али, Мир Сеид Али, Мир Мусаввира и Музаффар Али.

Гянджеви Низами , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги