Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— Но, дочь моя, боюсь за тебя!

А та спросила:

— Чего же боишься, матушка?

Старуха ответила:

— Там, внизу, сын мой слабоумный; он представитель и помощник Отца Плодородия. Он не умеет различать холодной погоды от жаркой и постоянно ходит нагой. Но когда к шейху приходит благородная посетительница в богатой одежде, то вид ее шелков и драгоценностей приводит его в бешенство, и он набрасывается на нее, и срывает с нее одежду, и вырывает у нее серьги из ушей, и отнимает у нее все ее драгоценности. И поэтому ты хорошо бы сделала, если бы оставила здесь все твои украшения и сняла бы все твои платья, а я постерегу все это в ожидании возвращения твоего от Отца Плодородия.

Тогда молодая женщина сняла с себя все свои драгоценности и все свои платья, оставив на себе только исподнюю шелковую сорочку, и передала все это Далиле, которая сказала ей:

— Я пойду положу их для тебя под одеждой Отца Плодородия, чтобы таким образом, через прикосновение к нему, на тебя снизошло благословение.

И она вышла, захватив весь сверток, и спрятала его под сводом лестницы; затем она вошла к молодому купцу и нашла его ожидающим отроковицу. И он спросил ее:

— Где же дочь твоя, которую я должен осмотреть?

Но старуха стала вдруг молча ударять себя по лицу и бить себя в грудь.

И молодой купец спросил ее:

— Что с тобой?

Она же ответила:

— Ах! Чтоб им умереть сейчас, этим недоброжелательным соседкам, завистницам и клеветницам; они видели сейчас, как ты вошел со мной, и спросили меня, кто ты такой; и я сказала им, что выбрала тебя в мужья дочери моей. Но они, вероятно из зависти ко мне и досадуя на мой удачный выбор, пошли к дочери моей и сказали ей: «Неужели матери твоей так надоело кормить тебя, что она так хочет выдать тебя замуж за человека, страдающего чесоткой и проказой?» И тогда я поклялась ей, как ты поклялся своей матери, что не отдам ее тебе раньше, чем она не увидит тебя совершенно обнаженным.

При этих словах молодой купец воскликнул:

— Я обращаюсь к Аллаху против всех завистников и недоброжелателей! — И, сказав это, он скинул все свое платье и предстал обнаженным, чистым и белым, как самородок серебра.

И старуха сказала ему:

— Ты так прекрасен и чист, что тебе, без сомнения, нечего опасаться.

И он воскликнул:

— Так пусть же она придет теперь посмотреть на меня!

И он отложил в сторону свою великолепную шубу из куницы, свой пояс, свой кинжал из серебра и золота и остальные свои одежды, спрятав в их складках кошелек с тысячей динаров.

Но старуха сказала ему:

— Не следует оставлять в прихожей эти соблазнительные вещи. Я пойду положу их в надежное место.

И она сделала сверток из всех этих предметов, как сделала с платьем молодой женщины, и, выйдя от молодого купца, заперла за собой дверь на ключ, захватила на лестнице первый сверток и потихоньку вышла из дому, унося с собою все эти вещи.

Очутившись на улице, она прежде всего поспешила поместить оба свертка в действительно надежное место, отдав их на хранение одному знакомому своему, продавцу сластей, а затем вернулась к сластолюбивому красильщику, который с нетерпением ожидал ее и спросил, лишь только ее завидел:

— Ну что же, тетушка? Иншаллах! Надеюсь, дом мой тебе понравился?

Она ответила:

— Дом твой — благословенный дом! Я довольна им, как только можно быть довольной. Теперь я немедленно отправляюсь за носильщиками, чтобы велеть перенести туда нашу утварь и наши вещи. Но только вот что: так как я буду очень занята всем этим, а дети мои с утра ничего не ели, то вот тебе динарий. Прошу тебя, возьми его и купи им панады[39] с рубленым мясом, пообедай там у меня и побудь с ними!

А красильщик ответил:

— Но кто же посторожит в это время мою лавку и вещи заказчиков?

Она же сказала:

— Клянусь Аллахом! Да твой юный подмастерье!

Он ответил:

— Пусть так и будет.

И он взял тарелку и еще фарфоровую посудину и вышел, чтобы купить и отнести вышеупомянутую панаду.

Вот и все о красильщике. Впрочем, мы к нему еще вернемся.

Что же касается Далилы Пройдохи, то она тотчас же побежала за теми двумя свертками, которые оставила у продавца сластей, и немедленно вернулась в красильню, чтобы сказать подмастерью красильщика:

— Господин твой прислал меня сказать тебе, чтобы ты поспешил к нему в лавку продавца панады. А я, так уж и быть, постерегу лавку до твоего возвращения. Не медли же!

Подмастерье ответил:

— Слушаю и повинуюсь!

И он вышел из лавки, между тем как старуха поспешила забрать вещи заказчиков и все, что только могла захватить из лавки.

В то время как она занималась этим, мимо проходил со своим ослом погонщик ослов, который уже целую неделю не мог найти работы и был притом большим любителем гашиша. И старая блудница позвала его, крикнув:

— Эй! О погонщик, иди сюда!

И погонщик остановился у дверей вместе со своим ослом, а старуха спросила его:

— Слушай, ты! Знаешь ты сына моего, красильщика?

Он ответил:

— Йа Аллах! Кому же и знать его, как не мне?

Она сказала ему:

— В таком случае знай, о погонщик благословенный, что бедный малый…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что брезжит утро, и с присущей ей скромностью умолкла.