Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— Йа Хаг Могамед! Раз ты поселил эту старуху у себя, то должен возвратить осла погонщику или же заплатить ему за убыток.

Затем все вместе с обоими соперниками направились к дому красильщика.

Вот что было с ними.

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и с присущей ей скромностью умолкла.

А когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Однако это все, что было с ними.

Что же касается молодой женщины и юного купца, то с ними вот что произошло. В то время как юный купец ожидал в прихожей появления молодой девушки, чтобы осмотреть ее, она, со своей стороны, ждала в зале верхнего этажа, чтобы святая старуха вернулась от полоумного помощника Отца Плодородия с разрешением явиться к его господину. Но, видя, что старуха медлит с возвращением, прекрасная Хатун в одной только тонкой сорочке вышла из залы и спустилась по лестнице. И тогда она услышала из прихожей, как молодой купец, узнавший звон бубенчиков, которые она не смела снять с ног своих, говорил ей:

— Поспеши же! И иди сюда вместе со своей матерью, которая привела тебя, чтобы отдать мне в жены!

Но молодая женщина ответила:

— Мать моя умерла. Но ты ведь и есть слабоумный, не правда ли? И ты действительно помощник Отца Плодородия?

Он ответил:

— Нет, клянусь Аллахом, о глазок мой, я еще не совсем слабоумный! Что же касается Отца Плодородия, то я действительно известен как таковой!

Услышав эти слова, молодая женщина покраснела и совсем не знала, как быть, однако же решила, несмотря на настояния молодого купца, которого она все еще принимала за помощника Отца Плодородия, подождать на лестнице прихода святой старухи.

Тем временем к дому подошли люди, сопровождавшие красильщика и погонщика ослов; и, постучав в дверь, они долго ждали, чтобы им открыли изнутри. Но так как никто не отвечал, то они выломали дверь и устремились сначала в прихожую, где увидели молодого купца, совершенно нагого и тщетно пытающегося прикрыть свою наготу. И красильщик крикнул ему:

— Ага! Сын блудницы! Где же мать твоя, злосчастный?

Он же ответил:

— Мать моя давно умерла, что же до старухи, в доме которой я нахожусь, то это лишь моя будущая теща.

И он рассказал красильщику, погонщику и всей толпе свою историю со всеми подробностями и затем прибавил:

— Что же касается той, которую я должен осмотреть, то она здесь, за дверью.

При этих словах дверь тотчас же выломали и нашли за ней совершенно растерявшуюся молодую женщину, почти нагую, в одной только сорочке, тщетно старавшуюся прикрыть наготу своих удивительных бедер. И красильщик спросил ее:

— Ага! Незаконная дочь! Где же мать твоя, сводница?

Она ответила, совершенно смутившись:

— Мать моя уже давным-давно умерла. Что же до старухи, которая привела меня сюда, то это святая, находящаяся в услужении у господина моего, шейха Отец Плодородия.

При этих словах все присутствующие, и красильщик, несмотря на свое разорение, и погонщик, несмотря на похищение своего осла, и молодой купец, несмотря на пропажу своего кошелька и платья, разразились таким хохотом, что повалились все на спину.

После этого, поняв, что старуха надула их, все трое потерпевших решили отомстить ей; но прежде всего они подали платье растерявшейся молодой женщине, которая, одевшись, поспешила вернуться в дом свой, где мы скоро, по возвращении ее супруга из путешествия, и увидим ее.

Что же касается красильщика Хага Могамеда и погонщика, то они помирились, попросив друг у друга прощения, и отправились вместе с молодым купцом к вали города, эмиру Халеду, которому рассказали свои приключения, требуя отмщения злополучной старухе. Но вали ответил им:

— О люди добрые, что за сказки вы мне рассказываете?!

Они же ответили:

— О господин наш, клянемся Аллахом и жизнью головы эмира правоверных, что мы рассказываем тебе одну правду!

А вали сказал им:

— О люди добрые, как же могу я разыскать старуху среди всех старух Багдада?! Вы же знаете, что мы не можем посылать своих людей обыскивать гаремы и приподнимать покрывала женщин.

И они воскликнули:

— О, несчастье! Ах, лавка моя! Ах, мой осел! Ах, мой кошелек с тысячей динаров!

Тогда вали, сжалившись над ними, сказал им:

— О добрые люди, ступайте! Обойдите весь город и попытайтесь найти эту старуху и схватить ее! Я же обещаю вам, если это удастся, подвергнуть ее пытке и вынудить у нее признание!

И все трое, жертвы хитростей Далилы Пройдохи, вышли от вали и разошлись в разные стороны в поисках проклятой старухи.

И пока довольно о них. Но мы к ним еще вернемся.

Что же до старой Далилы Пройдохи, то она сказала дочери своей Зейнаб:

— О дочь моя, все это еще ничто! Я найду что-нибудь получше!

Но Зейнаб сказала ей:

— О матушка, я теперь боюсь за тебя!

Она ответила:

— Не бойся ничего, о дочь моя. Я как боб в стручке, не боюсь ни огня, ни воды.

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,

она продолжила:

Полно, о дочь моя, ничего ее бойся. Я как боб в стручке, не боюсь ни огня, ни воды.