Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

По внушению свыше и по тайному предчувствию я решилась предложить тебе ее в жены. Ты же не беспокойся: если ты беден, я отдам тебе все ее состояние и вместо одной лавки открою для тебя две. И таким образом Аллах наградит тебя не только прелестной женой, но и казной, и достатком.

На такие слова молодой купец Сиди Мохзен ответил старухе:

— О мать моя, все это превосходные вещи, и это более того, что я когда-либо желал. Поэтому благодарю тебя и не сомневаюсь в верности слов твоих, что касается казны и достатка, но что касается до третьего предмета, то я буду чувствовать себя покойным, лишь когда увижу и рассмотрю его собственными глазами. Дело в том, что мать моя перед своею смертью вот что сказала мне: «Как желала бы я, чтобы ты взял себе в жены девушку, которую я осмотрела бы собственными глазами!» Я же поклялся ей, что вместо нее не премину сделать это сам. И она умерла успокоенной.

Тогда старуха ответила:

— В таком случае вставай и иди за мной! Я же покажу ее тебе без всякого одеяния. Но старайся идти за ней на далеком расстоянии, не теряя ее, однако, из виду. А я пойду впереди и буду показывать дорогу.

Тогда молодой купец встал, взял с собою кошелек с тысячей динаров и сказал себе: «Нельзя знать наперед, что случится; а таким образом я буду в состоянии внести деньги, требуемые брачным договором». И пошел он, издали следя за старой развратницей, которая открывала шествие, а сама думала про себя: «Как ты теперь поступишь, умница Далила, чтобы обобрать этого теленка?»

И по дороге, идя впереди молодухи, за которой следовал красивый молодой купец, дошли они до лавки красильщика, которого звали Хаг Могамед и который был известен всему базару как человек с извращенными вкусами. И он в самом деле был похож на нож продавца колоказии[38], который протыкает как мужские, так и женские клубни; и ему нравился нежный вкус инжира и кислый вкус граната в равной степени. Услышав звон секинов и погремушек, Хаг Могамед поднял голову и увидел красивого юношу и прекрасную девушку. И это произвело на него сильное впечатление.

Далила между тем подошла к нему и после обычных приветствий сказала ему:

— Ты красильщик Хаг Могамед, не так ли?

Он отвечал:

— Да, я Хаг Могамед. Что тебе надо?

Она отвечала:

— Добрые люди говорили нам о тебе. Посмотри на эту очаровательную юницу, дочь мою, и на этого прелестного юношу, сына моего! Я воспитала их обоих, и это воспитание стоило мне больших издержек. Знай же теперь, что мы живем в обширном старом доме, который разваливается, так что я еще недавно должна была велеть укрепить его балками и толстыми подпорками; но архитектор сказал мне: «Тебе следовало бы переселиться в другой дом, потому что этот может обрушиться и задавить тебя». И вот я пошла искать какой-нибудь другой дом, в котором я могла бы жить с детьми моими. Ты же не сомневайся в моей щедрости.

Когда красильщик выслушал слова старухи, сердце его запрыгало от радости, и сказал он себе: «Йа Хаг Могамед, вот два сладких куска для тебя!»

А потом он сказал Далиле:

— У меня действительно есть дом, и в нем, в верхнем этаже, имеется большая зала; но свободных зал у меня нет, так как внизу помещаюсь я сам, а наверху останавливаются крестьяне, привозящие мне индиго.

На это старуха сказала:

— Сын мой, поправка моего дома будет продолжаться никак не более одного, в крайнем случае двух месяцев, а мы здесь никого не знаем. Прошу тебя, перегороди на две части верхнюю залу и отдай половину нам троим. И клянусь твоею жизнью, о сын мой, если ты пожелаешь, чтобы твои гости, возделыватели индиго, были и нашими гостями, то мы примем их радушно! Мы готовы есть и спать с ними вместе!

После этого красильщик поспешил передать ей ключи от своего дома, а их было три: один большой, один малый и один витой. И сказал он ей:

— Большой ключ — от входной двери, малый — от прихожей, а витой — от верхней залы. Ты можешь, добрая мать, располагать ими.

Тогда Далила взяла ключи и удалилась, а за нею шла молодуха, а за молодухой следовал молодой купец, и, когда пришли они в переулок, где находился дом красильщика, она поспешила отпереть входную дверь большим ключом.

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что уже близок рассвет, и с присущей ей скромностью умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И она поспешила отпереть входную дверь большим ключом.

Прежде всего она вошла сама, потом приказала войти молодой женщине, а купцу велела подождать. И ввела она прекрасную Хатун в верхнюю залу, говоря ей:

— Дочь моя, внизу живет достопочтенный шейх Отец Плодородия. Жди меня здесь и начни с того, что сними с себя большое покрывало. Я же сейчас вернусь.

И спустилась она тотчас же с лестницы, чтобы впустить молодого купца в прихожую, и сказала ему:

— Садись здесь и жди меня, а я вернусь с дочерью, чтобы ты увидел то, что желаешь видеть собственными глазами.

Потом она снова поднялась в ту залу, где оставила прекрасную Хатун, и сказала ей:

— Теперь мы пойдем к Отцу Плодородия.

А молодая женщина воскликнула:

— Как я рада, о матушка!

Старуха же возразила:

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги
Пять поэм
Пять поэм

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет. В законченной около 1203 года «Искандер-наме» заметны следы торопливости, вызванной, надо думать, предчувствием близкой смерти.Создание такого «поэтического гиганта», как «Пятерица» — поэтический подвиг Низами.Перевод с фарси К. Липскерова, С. Ширвинского, П. Антокольского, В. Державина.Вступительная статья и примечания А. Бертельса.Иллюстрации: Султан Мухаммеда, Ага Мирека, Мирза Али, Мир Сеид Али, Мир Мусаввира и Музаффар Али.

Гянджеви Низами , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги