Тысяча и одна ночь. В 12 томах

А когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Слушай же, о погонщик благословенный! Бедный малый, сын мой, — несостоятельный должник, и каждый раз, как его сажали в тюрьму, мне удавалось освобождать его. Но теперь я хочу, дабы уж раз и навсегда покончить с этим, чтобы он объявил себя несостоятельным. И в данную минуту я собираю вещи заказчиков, чтобы отвезти их владельцам. Так вот, мне хотелось бы, чтобы ты одолжил мне своего осла, которого я нагружу всем этим тряпьем, и в уплату за осла вот тебе динарий. Ты же в ожидании моего возвращения, пожалуйста, постарайся изломать здесь все вдребезги, разбей кувшины с красками, уничтожь запасные чаны, чтобы после всего этого люди, которых пошлет сюда кади с целью удостовериться в несостоятельности моего сына, ничего не нашли в лавке.

Погонщик ответил:

— Клянусь головой моей и очами, о госпожа моя! Ибо сын твой, мастер-красильщик, осыпал меня благодеяниями, и так как я должен быть ему благодарен, то охотно окажу ему эту услугу даром и все разобью и переломаю в лавке во имя Аллаха!

Тогда старуха оставила его и, погрузив все на осла, направилась к своему дому, ведя осла за недоуздок.

И с помощью Заступника она беспрепятственно достигла своего дома и вошла к дочери своей Зейнаб, которая ожидала ее, сидя точно на горячих углях, и сказала ей:

— О мать моя, сердце мое было с тобой! Что совершила ты по части плутней?

Далила же ответила:

— Я сыграла четыре славных шутки с четырьмя людьми в это первое утро: с молодым купцом, супругой грозного начальника стражи, с лакомкой красильщиком и погонщиком ослов. И я привезла тебе все их платья и все вещи на осле погонщика.

И Зейнаб воскликнула:

— О мать моя, отныне ты не сможешь ходить по Багдаду из-за этого начальника, жену которого ты обобрала, из-за молодого купца, которого оставила нагим, из-за красильщика, у которого похитила вещи его заказчиков, и из-за погонщика, хозяина осла.

^{Тогда старуха оставила его и, погрузив все на осла, направилась к своему дому, ведя осла за недоуздок.}

Далила же ответила:

— Стыдись, дочь моя, я и не думаю беспокоиться из-за всех них, за исключением одного только погонщика, ибо он один знает меня!

Вот все, что было с Далилой.

Что же до хозяина красильни, то, купив вышеупомянутой пана-ды с рубленым мясом, он поручил нести все это своему подмастерью и направился вместе с ним к дому мимо своей лавки. Но тут он увидел в лавке погонщика, занятого разрушением и разбивающего большие чаны и кувшины; и вся лавка уже представляла собой лишь груду обломков и жидкой синей грязи. При виде этого он крикнул:

— Остановись, о погонщик!

И погонщик приостановил свою работу и сказал красильщику:

— Хвала Аллаху за освобождение твое из тюрьмы, о красильщик! Сердце мое поистине было с тобой!

Тот спросил:

— Что ты там болтаешь, о погонщик? И что все это значит?

Погонщик сказал:

— Во время твоего отсутствия ты был объявлен несостоятельным должником.

Он спросил со сдавленным горлом и дрожащими губами, причем глаза его от ужаса выходили из орбит своих:

— Кто сказал тебе это?

Он возразил:

— Это сказала мать твоя, и она приказала мне для твоего же блага разрушить и перебить здесь все, чтобы посланцам кади нечего было отобрать!

Красильщик, будучи на вершине изумления, ответил:

— Да изобличит Аллах проделки Иблиса! Мать моя уже давно умерла!

И он стал сильно бить себя в грудь, крича во все горло:

— Увы! О, погибло мое имущество и имущество всех заказчиков моих!

И погонщик, со своей стороны, тоже принялся плакать и кричать:

— Увы! Где же осел мой?

Затем он крикнул красильщику:

— Ах ты, мерзкий красильщик, возврати же мне моего осла, которого взяла у меня мать твоя!

А красильщик бросился на погонщика, схватил его за волосы и принялся осыпать ударами кулаком, крича ему:

— Где же она, эта старая блудница?

Но погонщик стал кричать голосом, исходящим из глубины его существа:

— Осел мой! Где мой осел? Отдай мне моего осла!

И оба вцепились друг в друга, кусаясь, ругаясь, задавая друг другу тумаки, один другого лучше, и удары головой в живот, и каждый старался наносить удары в самые нежные части тела противника.

Между тем собравшаяся вокруг них толпа все увеличивалась; наконец удалось разнять их, и один из присутствующих спросил красильщика:

— Йа Хаг Могамед! Что произошло между вами?

Но ответить поспешил погонщик, выкрикивая во все горло свою историю, и закончил, говоря:

— Я сделал все это, чтобы оказать услугу красильщику!

Тогда спросили красильщика:

— Йа Хаг Могамед! Ты, конечно, знаешь эту старуху, если поручил ей таким образом сторожить свою лавку?

Он ответил:

— Я совершенно не знал ее до сегодняшнего дня. Но она собиралась поселиться в моем доме вместе со своей дочерью и сыном.

Тогда один из присутствующих заметил:

— Я, по чистой совести, нахожу, что красильщик ответственен за осла погонщика, ибо если бы погонщик не видел, что красильщик поручил старухе сторожить свою лавку, то он, в свою очередь, не доверил бы этой старухе своего осла.

А третий прибавил: