Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

И она встала и, сняв с себя суфийские одежды, оделась в платье самой последней служанки из служанок вельмож и вышла из дому, размышляя о новых кознях, которые собиралась учинить в Багдаде.

Таким образом подошла она к удаленной улице, разубранной и изукрашенной во всю длину и ширину роскошными материями и разноцветными фонариками; и даже земля была там устлана богатыми коврами. И она услышала там голоса певиц, и рокот даффов[40], и удары звонких дарабук[41], и бряцанье цимбал. И она увидела у дверей разукрашенного дома рабыню, на плече у которой сидел маленький мальчик, одетый в восхитительные ткани серебряного и золотого бархата; и на голове у него красовался красный тарбуш[42], унизанный тремя рядами жемчужин, на шее висело золотое ожерелье с инкрустациями из драгоценных камней, а на плечи был накинут короткий плащ из парчи. И она узнала от любопытных и от гостей, которые входили и выходили, что дом этот принадлежит старейшине купцов Багдада и что ребенок этот — его ребенок. И она узнала еще, что старейшина имел также и дочь, девственно-чистую, но уже достигшую зрелости, помолвку которой и праздновали в этот день, и что это и было причиной всего этого убранства и украшений. А так как мать ребенка была весьма занята тем, чтобы принимать приглашенных дам и оказывать им подобающий почет и внимание в доме своем, то сдала ребенка, который мешал ей и каждый раз цеплялся за ее платье, на попечение этой молодой рабыни, поручив ей забавлять его и играть с ним, пока не разъедутся гости.

И вот как только старая Далила увидела этого ребенка, сидящего на плече рабыни, и разузнала все это о его родителях и о совершавшемся торжественном обряде, она сказала себе: «О Далила, вот что предстоит тебе совершить немедля: захватить этого ребенка, похитив его у этой рабыни».

И она приблизилась, восклицая:

— О, какой позор, что я так запоздала с приходом к достойной супруге старейшины купцов! — И, обратясь к молодой рабыне, которая была недалекого ума, она сказала ей, кладя ей в руку мелкую фальшивую монету: — Вот тебе динарий за труды! Поднимись к своей госпоже, о дочь моя, и скажи ей: «Твоя старая кормилица Умм аль-Хайр весьма радуется за тебя благодаря той признательности, которую чувствует за все твои благодеяния. И поэтому в день великого торжества она придет навестить тебя вместе с дочерьми своими и не преминет вложить согласно обычаю щедрые дары в руки всех приближенных женщин».

Рабыня же ответила:

— Добрая матушка, я бы охотно исполнила твое поручение, но мой юный господин, вот этот мальчик, всякий раз, как видит мать свою, тянется к ней и хватается за ее платье.

Она ответила:

— Так поручи его мне на то время, пока сбегаешь туда и вернешься обратно.

И рабыня взяла фальшивую монету и передала ребенка старухе, чтобы немедленно исполнить ее поручение.

Что же касается Далилы, то она поспешила улизнуть вместе с ребенком и зайти в темный переулок, где и сняла с него все надетые на него драгоценные вещи и сказала себе: «О Далила, это еще далеко не все. Если ты действительно самая хитрая из хитрых, то нужно суметь извлечь из этого мальчугана все, что только возможно, например отдав его в залог за какую-нибудь значительную сумму».

При этой мысли она вскочила и пошла в ювелирный ряд, где увидела в одной из лавок известного ювелира-еврея, сидевшего за своим прилавком; и она вошла в его лавку, говоря себе: «Вот как раз то, что мне нужно».

Когда еврей собственными глазами увидел, что она вошла в лавку, то посмотрел на ребенка, которого она несла, и узнал в нем сына старейшины купцов. Еврей же этот, хотя и был весьма богат, никогда не мог без зависти видеть, чтобы кто-нибудь из его соседей совершил продажу, если ему случайно не удавалось тоже продать что-либо в это же самое время. И потому, весьма обрадованный приходом старухи, он спросил ее:

— Что желаешь, о госпожа моя?

Она ответила:

— Ведь это ты и есть хозяин лавки, Изя-еврей?

Он ответил:

— Кен[43].

Она сказала:

— Сестра этого ребенка, дочь старейшины купцов, объявлена сегодня невестой, и как раз теперь происходит обряд помолвки. Так вот для нее понадобятся некоторые драгоценности, а именно: две пары золотых браслетов для ног, пара золотых браслетов для рук, пара жемчужных подвесок, золотой пояс филигранной работы, кинжал с зеленчаковой рукояткой, украшенный рубинами, и перстень с печатью.

И еврей поспешил немедленно достать все вещи, которые она спрашивала, цена которых равнялась в общем по меньшей мере тысяче динаров золотом.

И Далила сказала ему:

— Я беру все эти вещи с условием. Я отнесу их домой, и госпожа моя выберет то, что ей больше понравится, после чего я вернусь сюда и принесу тебе деньги в уплату за то, что она оставит себе. Но покамест я попрошу тебя оставить у себя этого ребенка и присмотреть за ним до моего возвращения.

Еврей ответил:

— Да будет все так, как ты желаешь!

И она взяла драгоценности и поспешила вернуться к себе домой.

Когда юная Зейнаб Плутовка увидела, что мать ее вернулась, то сказала ей:

— Какой новый подвиг совершила ты теперь, о мать моя?

Старуха ответила:

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги
Пять поэм
Пять поэм

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет. В законченной около 1203 года «Искандер-наме» заметны следы торопливости, вызванной, надо думать, предчувствием близкой смерти.Создание такого «поэтического гиганта», как «Пятерица» — поэтический подвиг Низами.Перевод с фарси К. Липскерова, С. Ширвинского, П. Антокольского, В. Державина.Вступительная статья и примечания А. Бертельса.Иллюстрации: Султан Мухаммеда, Ага Мирека, Мирза Али, Мир Сеид Али, Мир Мусаввира и Музаффар Али.

Гянджеви Низами , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги