Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

И все мало-помалу объяснились между собой и пришли к соглашению. Тогда цирюльник поспешил закрыть свою лавку и присоединился к четырем жертвам, чтобы помочь им в их поисках. Но бедный погонщик не переставал стенать:

— Ах, мой осел! Ах, мои бедные зубы!

Долго бродили они по разным кварталам города, но вдруг на повороте одной улицы погонщик ослов — и на этот раз он был первый — увидел и узнал Далилу Пройдоху, хотя ни имени, ни жилища ее ни один из них по-прежнему не знал.

И как только погонщик заметил ее, он бросился к ней, крича:

— Вот она! Теперь она заплатит нам за все!

И они потащили ее к вали города, эмиру Халеду.

Придя к дворцу вали, они передали старуху стражникам и сказали им:

— Мы хотим видеть вали!

Те ответили:

— Он отдыхает. Подождите немного, пока он проснется.

И все пять истцов остались ждать во дворе, тогда как стражники передали старуху евнухам, чтобы запереть ее в одной из зал дворца до пробуждения вали.

Попав в гарем, старая Пройдоха сумела проскользнуть в покои супруги вали и после приветствий и целования рук сказала госпоже, которая была далека от всяких подозрений:

— О госпожа моя, мне бы очень хотелось видеть господина нашего вали!

Она же ответила:

— Вали отдыхает. А что тебе нужно от него?

Она сказала:

— Муж мой, который торгует мебелью и невольниками, поручил мне, уезжая, пять мамелюков, приказав продать их тому, кто больше даст за них. И как раз господин наш вали видел их у меня и предложил мне за них тысячу двести динариев, я же согласилась уступить их ему за эту цену. И вот я пришла теперь передать их ему.

Случилось же так, что вали Халеду действительно нужны были невольники, и он даже передал накануне супруге своей тысячу динариев для покупки их. Поэтому она нимало не усомнилась в правдивости слов старухи и спросила ее:

— Где же они, эти пять невольников?

Она ответила:

— Вон там, под твоими окнами, во дворе дворца.

И госпожа взглянула в окно и увидела пятерых потерпевших, ожидавших пробуждения вали. Тогда она сказала:

— Клянусь Аллахом, они очень хороши, а один из них сам, отдельно от всех прочих, стоит тысячу динариев. — Затем она отперла свою шкатулку и вручила старухе тысячу динариев, говоря: — Добрая моя тетушка, я должна тебе еще двести динариев, чтобы быть в расчете. Но у меня нет их, и поэтому я прошу тебя подождать пробуждения вали.

Старуха ответила:

— О госпожа моя, из этих двухсот динариев я оставляю тебе сто за тот кувшин сиропа, который ты дала мне выпить, а еще сто ты останешься мне должна до моего ближайшего посещения. Теперь же я попрошу тебя выпустить меня из дворца по потайной лестнице гарема, чтобы мои бывшие невольники не увидели меня.

И супруга вали выпустила ее через потайную лестницу гарема, а Всеблагой защитил ее и дал ей добраться до дому без препятствий.

Когда дочь ее Зейнаб увидела, что она вернулась, она спросила ее:

— О мать моя, что сделала ты сегодня?

Она ответила:

— Дочь моя, я одурачила супругу вали, продав ей за тысячу динариев в качестве рабов погонщика ослов, красильщика, еврея, цирюльника и молодого купца. Между тем, о дочь моя, из всех есть только один, который внушает мне беспокойство и прозорливость которого возбуждает мои опасения, — это погонщик ослов. Это он, сын блудницы, узнаёт меня всякий раз.

А дочь сказала ей:

— В таком случае, о матушка, довольно тебе бродить таким образом по городу! Сиди теперь дома и не забывай пословицы, которая гласит: «Невозможно использовать горгулетту[45] дважды, ибо она уже разбита».

И она попыталась убедить мать свою, чтобы она более не выходила из дому, но совершенно безуспешно.

Что же до тех пятерых, то вот что было с ними. Когда вали проснулся, жена его сказала ему:

— Сладость снов да смягчит тебя! Я обрадовалась, что ты купил для нас тех пятерых невольников!

Он спросил:

— Каких невольников?

Она сказала:

— Зачем хочешь ты скрыть от меня это? Если так, то сыграют они с тобой такие же злые шутки, какие ты теперь разыгрываешь со мною!

Он же сказал:

— Клянусь Аллахом! Я не покупал никаких невольников! Кто сказал тебе это?

Она ответила:

— Так сама старуха, у которой ты купил их за тысячу двести динариев, привела их сюда и показала их мне в окно, и на каждом из них было платье, уже само по себе стоящее тысячу динариев!

Он спросил:

— Уж не отдала ли ты ей и деньги?

Она сказала:

— Да, клянусь Аллахом!

Тогда вали поспешил спуститься во двор, где увидел только погонщика ослов, цирюльника, еврея, молодого купца и красильщика; и он спросил у своих стражников:

— Где находятся пять невольников, которых старая торговка продала сейчас госпоже вашей?

И они ответили:

— С тех пор как господин наш пошел отдыхать, мы не видели здесь никого, кроме этих пятерых!

Тогда вали обратился к пяти потерпевшим и сказал им:

— Госпожа ваша, старуха, продала мне вас за тысячу динариев. Работу вашу вы начнете с очистки помойных ям.

При этих словах все пять истцов в крайнем изумлении воскликнули:

— Если таково твое правосудие, то нам остается только жаловаться на тебя господину нашему халифу! Мы люди свободные, которых нельзя ни продавать, ни покупать! Йа Аллах! Пойдем с нами к халифу!

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги
Пять поэм
Пять поэм

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет. В законченной около 1203 года «Искандер-наме» заметны следы торопливости, вызванной, надо думать, предчувствием близкой смерти.Создание такого «поэтического гиганта», как «Пятерица» — поэтический подвиг Низами.Перевод с фарси К. Липскерова, С. Ширвинского, П. Антокольского, В. Державина.Вступительная статья и примечания А. Бертельса.Иллюстрации: Султан Мухаммеда, Ага Мирека, Мирза Али, Мир Сеид Али, Мир Мусаввира и Музаффар Али.

Гянджеви Низами , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги