Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и с присущей ей скромностью умолкла.

А когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА СОРОК ТРЕТЬЯ НОЧЬ,

продолжила:

Нам остается только жаловаться на тебя господину нашему халифу! Мы люди свободные, которых нельзя ни продавать, ни покупать! Йа Аллах! Пойдем с нами к халифу!

Тогда вали сказал им:

— Если вы не невольники, значит, вы плуты и мошенники. И значит, вы сами привели в мой дворец эту старуху и сговорились с ней, чтобы надуть меня. Но клянусь Аллахом, я, в свою очередь, перепродам вас каким-нибудь чужестранцам за сто динариев каждого!

Но как раз в это время во двор дворца вошел начальник стражи халифа Мустафа Бич Улиц, который явился жаловаться вали на злоключения, постигшее его молодую супругу. В самом деле, возвратившись из путешествия, он нашел жену свою в постели, больную от стыда и волнения, и узнал от нее обо всем, что случилось с нею; и она сказала ему: «И все это случилось со мною вследствие твоих неприветливых слов, побудивших меня обратиться к посредничеству шейха Отец Плодородия».

И потому, лишь только начальник стражи халифа Мустафа Бич Улиц увидел вали, он закричал ему:

— Это ты позволяешь старым сводницам проникать в гаремы и обманывать жен эмиров? Ты только это и умеешь! Ну, клянусь Аллахом, я объявляю тебя виновным в учиненном со мной мошенничестве и в убытках, понесенных супругой моей!

При этих словах начальника стражи Бич Улиц все пятеро воскликнули:

— О эмир! О доблестный Мустафа Бич Улиц, к тебе обращаемся мы с жалобами нашими!

А он спросил их:

— А вы все о чем хлопочете?

Тогда они рассказали ему всю историю от начала и до конца, которую бесполезно повторять.

И Мустафа Бич Улиц сказал им:

— Без сомнения, и вы тоже были обмануты. Но вали весьма ошибается, если полагает, что может теперь засадить вас в тюрьму.

Когда вали услышал это, он сказал начальнику стражи Бич Улиц:

— О эмир, я беру на себя возмещение убытков, которое принадлежит тебе по праву, и возвращение платья твоей супруге, и я беру на себя ответственность за все проделки старой мошенницы! — Затем, обратясь к остальным потерпевшим, он спросил: — Кто из вас сумеет узнать старуху?

Погонщик ответил, тогда как остальные подхватили хором:

— Мы все сумеем узнать ее!

А погонщик прибавил:

— Я узнаю ее среди тысячи блудниц по ее сверкающим синим глазам. Только ты дай нам десять стражников, чтобы они помогли нам схватить ее.

И как только вали дал им десять запрошенных стражников, все они вышли из дворца.

Но едва успели сделать несколько шагов, как прямо наткнулись на старуху, которая попыталась было ускользнуть от них. Но им удалось поймать ее, и они связали ей руки за спиной и притащили к вали, который спросил ее:

— Что сделала ты со всеми украденными вещами?

Она ответила:

— Я?! Да я никогда ничего ни у кого не крала! Я даже и не видела ничего! И ничего не понимаю!

Тогда вали, обратившись к начальнику тюремной стражи, сказал:

— Запри ее до завтра в самое сырое подземелье!

Но тюремщик ответил:

— Клянусь Аллахом! Я ни за что на свете не возьму на себя такой ответственности! Я уверен, что она найдет способ удрать и от меня!

Тогда вали сказал себе: «Самое лучшее будет оставить ее у всех на виду, чтобы она не могла удрать». И он приказал истцам сторожить ее всю сегодняшнюю ночь, чтобы завтра же предать ее суду. И он сел на лошадь и, сопровождаемый всеми потерпевшими, сам повел ее за пределы стен Багдада, потом приказал привязать за волосы к столбу посреди чистого поля. Затем во избежание недоразумений он поручил пяти истцам самим сторожить ее в течение всей этой ночи вплоть до самого утра.

И вот все пятеро, и особенно погонщик ослов, начали с того, что выместили на ней весь гнев свой, обозвав ее всеми ругательными словами, какие только подсказывались всеми обидами и издевательствами, которые пришлось им вынести от нее. Но так как все имеет конец, даже глубина мешка шуток погонщика ослов, и кувшина насмешек цирюльника, и чана кислот красильщика (к тому же отсутствие сна в течение трех суток и пережитые волнения вконец истощили их силы), то пятеро истцов, поужинав, мало-помалу стали задремывать у подножия столба, к которому была привязана за волосы Далила Пройдоха.

Ночь уже близилась к концу, и пять сторожей храпели вокруг столба, когда двое бедуинов на лошадях, беседуя между собой, в то время как лошади их подвигались шагом, приблизились к тому месту, где была привязана Далила. И старуха услышала их разговор. Один из бедуинов спрашивал своего спутника:

— Скажи, брат, что доставило тебе наибольшее удовольствие во время твоего пребывания в полном чудес Багдаде?

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что забрезжило утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

А старуха услышала их разговор. Один из бедуинов спрашивал своего спутника:

— Скажи, брат, что доставило тебе наибольшее удовольствие во время пребывания твоего в полном чудес Багдаде?

Другой после некоторого молчания ответил:

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги
Пять поэм
Пять поэм

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет. В законченной около 1203 года «Искандер-наме» заметны следы торопливости, вызванной, надо думать, предчувствием близкой смерти.Создание такого «поэтического гиганта», как «Пятерица» — поэтический подвиг Низами.Перевод с фарси К. Липскерова, С. Ширвинского, П. Антокольского, В. Державина.Вступительная статья и примечания А. Бертельса.Иллюстрации: Султан Мухаммеда, Ага Мирека, Мирза Али, Мир Сеид Али, Мир Мусаввира и Музаффар Али.

Гянджеви Низами , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги