Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

— На этот раз очень скромный. Я удовольствовалась тем, что похитила и обобрала маленького сына старейшины купцов, а затем отдала его на хранение еврею Изе в качестве залога за драгоценности стоимостью в тысячу динаров!

Тогда дочь ее воскликнула:

— Нет более сомнений! На этот раз все кончено! Ты не сможешь более выходить из дому и расхаживать по Багдаду!

Она ответила:

— Все, что я сделала теперь, — ничто, меньше тысячной доли возможного. Но ты, дочь моя, не тревожься о судьбе моей.

Что же до недалекого ума молодой рабыни, то она вошла в приемную залу и сказала:

— О госпожа моя, твоя кормилица Умм аль-Хайр шлет тебе приветствие и пожелания свои и просит сказать, что она очень радуется за тебя и придет сюда вместе со своими детьми в день свадьбы и будет щедра ко всем твоим приближенным женщинам.

Госпожа спросила ее:

— Где же оставила ты своего юного господина?

Она ответила:

— Я оставила его с нею, боясь, чтобы он не прицепился к тебе. А вот золотая монета, которую она дала мне, чтобы передать певицам. — И она протянула монету главной певице, говоря: — Вот тебе на обновки!

И певица взяла монету и увидела, что она медная.

Тогда госпожа крикнула служанке:

— Ах, распутница! Ступай скорее к своему юному господину!

И рабыня поспешила сойти вниз, но не нашла там ни ребенка, ни старухи. Тогда она испустила громкий крик и упала ниц, в то время как все женщины сбегались сверху; и радость сменилась в их сердцах ужасным горем. Но в это самое время явился и сам старейшина, и супруга его с искаженным от волнения лицом поспешила довести до его сведения все, что здесь произошло. Он тотчас же отправился на поиски ребенка, сопровождаемый всеми своими гостями, багдадскими купцами, которые, со своей стороны, пустились на поиски по всем направлениям. И наконец после тысячи пересмотренных отроков старейшина нашел своего ребенка почти голым на пороге лавки еврея и, обезумев от радости и гнева, бросился на еврея, крича:

— Ах, проклятый! Что хотел ты сделать с сыном моим! И зачем отобрал ты у него все его платье?

А еврей, дрожа всем телом, ответил в крайнем изумлении:

— Клянусь Аллахом, о господин мой, я вовсе не нуждался в подобном залоге! Но старуха сама настояла на том, чтобы оставить его здесь, после того как взяла у меня на тысячу динариев драгоценностей для твоей дочери!

Старейшина, все более и более возмущаясь, воскликнул:

— Ах, проклятый, неужели ты думаешь, что у дочери моей мало драгоценностей, что она станет обращаться к тебе?! Поспеши возвратить мне одежды и украшения, которые ты отобрал у сына моего!

При этих словах еврей воскликнул в страхе:

— Помогите, о мусульмане!

Но как раз в эту минуту появились с разных сторон три первые жертвы: погонщик ослов, молодой купец и красильщик. И они осведомились о том, что случилось, и, узнав, в чем дело, ни на минуту не усомнились, что это была новая проделка злополучной старухи. И они воскликнули:

— Мы знаем эту старуху! Это мошенница, которая уже обманула нас раньше, чем вас.

И они рассказали свою историю присутствующим, которые были весьма ею поражены, и старейшина, видя, что делать нечего, воскликнул:

— Хорошо еще, что я нашел своего ребенка! Я не стану более жалеть о его пропавшем платье, раз оно является выкупом. Но я еще когда-нибудь потребую его у старухи!

И, не желая долее медлить вдали от дома, он поспешил к супруге своей, чтобы поделиться с нею своей радостью, что отыскал сына своего.

Что же касается еврея, то он спросил у троих обманутых:

— Куда же думаете вы теперь направить стопы свои?

Они ответили:

— Мы думаем продолжать наши поиски!

Он же сказал:

— Возьмите и меня с собой! — затем спросил: — Есть ли среди вас кто-нибудь, кто знал эту старуху до ее проделок?

Погонщик ответил:

— Я.

Еврей сказал:

— Тогда лучше нам идти не вместе и искать ее каждому отдельно, чтобы не обратить на себя ее внимания.

Тогда погонщик ответил:

— Это верно! А чтобы вновь сойтись, условимся сойтись в полдень в лавке цирюльника-магрибинца Хага Массуда!

И, договорившись о встрече, они пустились в путь, каждый порознь.

Но было предопределено судьбой, что погонщик первый должен был встретить старую Пройдоху…

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что близится утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА СОРОК ПЕРВАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И, договорившись о встрече, они пустились в путь, каждый порознь.

Но было предопределено судьбой, что погонщик первый должен был встретить старую Пройдоху, в то время как она рыскала по городу в поисках какого-нибудь нового предприятия. И вот как только погонщик увидел ее, он тотчас же узнал ее, несмотря на переодевание, и бросился на нее, крича:

— Горе тебе, старая развалина, засохшее дерево! Наконец-то я нашел тебя!

Она же спросила:

— Что с тобой, сын мой?

Он воскликнул:

— Осел мой! Отдай мне моего осла!

Она ответила ему растроганным голосом:

— Сын мой, говори потише и не открывай того, что Аллах скрыл под Своим покровом. Скажи мне, что ты требуешь? Осла своего или же вещи других людей?

Он ответил:

— Только своего осла.

Она сказала:

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги
Пять поэм
Пять поэм

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет. В законченной около 1203 года «Искандер-наме» заметны следы торопливости, вызванной, надо думать, предчувствием близкой смерти.Создание такого «поэтического гиганта», как «Пятерица» — поэтический подвиг Низами.Перевод с фарси К. Липскерова, С. Ширвинского, П. Антокольского, В. Державина.Вступительная статья и примечания А. Бертельса.Иллюстрации: Султан Мухаммеда, Ага Мирека, Мирза Али, Мир Сеид Али, Мир Мусаввира и Музаффар Али.

Гянджеви Низами , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги