Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

— Мое кольцо с рубинами было слишком широко на пальце, оно соскользнуло и упало в колодец. Муж купил мне его вчера за пятьсот динаров. Я же, видя, что оно слишком широко, подклеила кусочек воска. Но все это было напрасно, оно все-таки упало. — Потом она прибавила: — Я сейчас разденусь, спущусь в колодец, который неглубок, и буду искать кольцо свое. Отвернись к стене, чтобы я могла снять одежду.

Но Живое Серебро ответил:

— Стыд мне, о госпожа моя, если я допущу тебя спускаться в колодец! Я один спущусь и буду искать в воде твое кольцо.

И тотчас же сбросил он с себя платье, ухватился обеими руками за веревку из пальмового волокна и вместе с ведром спустился в глубину колодца. Когда же добрался он до воды, то выпустил веревку и нырнул за кольцом; вода, черная и холодная в темноте, доходила ему до плеч.

И в ту же минуту Зейнаб Плутовка проворно вытащила ведро, крикнула:

— Можешь теперь звать на помощь друга своего Ахмеда Коросту! — и поспешила уйти, захватив вещи Живого Серебра. Затем, не заперев даже за собой дверь, она вернулась к матери.

Дом, в который Зейнаб заманила Живое Серебро, принадлежал одному из эмиров дивана, отлучившемуся по делам. Когда он вернулся домой и увидел, что дверь открыта, он сейчас же подумал, что приходил вор, позвал конюха своего и принялся осматривать вместе с ним весь дом. Но, увидав, что ничего не похитили и что не было никакого признака воров, он не замедлил успокоиться. Потом, желая приступить к омовениям, он сказал конюху:

— Возьми кувшин и принеси свежей воды из колодца!

И конюх пошел туда, спустил ведро и, когда, по его мнению, оно должно было уже наполниться, хотел вытянуть его, но ведро показалось ему необыкновенно тяжелым. Тогда он заглянул в колодец и увидел, что на ведре сидит кто-то черный, показавшийся ему ифритом. Увидев это, он бросил веревку и без памяти побежал и закричал:

— Йа сиди! Ифрит поселился в колодце! Он сидит на ведре!

Тогда эмир спросил:

— А каков он из себя?

— Ужасный и черный! И хрюкал, как свинья!

Эмир же сказал ему:

— Беги скорей и приведи четырех ученых — чтецов Корана, — чтобы они читали Коран как заклинание над этим ифритом!

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ЧЕТЫРЕСТА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Они в качестве заклинания должны читать Коран над этим ифритом!

И конюх побежал за учеными — чтецами Корана, — которые и обступили колодец. И начали они читать заклинающие стихи, между тем как сам хозяин и его конюх налегли на веревку и стали тащить ведро из колодца. И все остолбенели, когда увидели, как ифрит этот, то есть Живое Серебро, выскочил из ведра, стал на обе ноги и закричал:

— Аллах акбар![53]

И чтецы Корана сказали себе: «Этот ифрит из правоверных, так как он произносит имя Всевышнего».

Но эмир очень скоро разобрал, что это обыкновенный человек, и сказал ему:

— Не вор ли ты?

А тот ответил:

— Нет, клянусь Аллахом, я бедный рыбак. Я спал на берегу Тигра и, проснувшись, хотел скрыться, но вихрь подхватил меня и бросил в воду, а нижнее течение притащило меня в этот колодец, где ждала меня судьба моя и спасение мое благодаря тебе!

Эмир ни минуты не сомневался в справедливости этого рассказа и сказал:

— Все предначертанное должно совершиться! — И дал он ему старый плащ для прикрытия наготы и отпустил, выражая сожаление, что ему пришлось посидеть в холодной колодезной воде.

Когда Живое Серебро пришел к Ахмеду Коросте, который очень беспокоился о нем, и рассказал о своем приключении, его осыпали насмешками, и больше всех смеялся Айюб Верблюжья Спина, сказавший ему:

— Клянусь Аллахом! Как мог ты быть вожаком шайки в Каире, если дал себя надуть и обобрать в Багдаде какой-то девчонке?

А Гассан Чума, бывший как раз в эту минуту в гостях у своего сотоварища, спросил у Али:

— О легковерный египтянин, да знаешь ли ты, по крайней мере, как зовут ту девчонку, которая посмеялась над тобой, и знаешь ли, кто она и чья дочь?

Тот ответил:

— Да, клянусь Аллахом! Она дочь купца и замужем за купцом. Имени же своего она не сказала мне.

При этих словах Гассан Чума разразился громким хохотом и сказал:

— Спешу сообщить тебе: та, которую ты почитаешь замужнею, — девственница, ручаюсь в этом. Зовут ее Зейнаб. Она не дочь купца, а дочь Далилы Пройдохи, нашей начальницы голубиной почты. Она и ее мать могли бы обвести вокруг своего пальчика весь Багдад, йа Али! Она-то и посмеялась над твоим старшим, отобрала одежду у него и у его сорока стражей, вот у этих самых!

И между тем как Али Живое Серебро глубоко задумался, Гассан Чума спросил у него:

— Что же думаешь делать теперь?

Он ответил:

— Жениться на ней, несмотря ни на что! Я без памяти люблю ее!

Тогда Гассан сказал ему:

— В таком случае, сын мой, я помогу тебе, так как без меня тебе нечего и думать о таком безумно смелом деле и придется отложить попечение о девчонке!

Живое Серебро воскликнул:

— Йа Гассан, помоги мне своими советами!

А тот сказал ему:

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги
Пять поэм
Пять поэм

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет. В законченной около 1203 года «Искандер-наме» заметны следы торопливости, вызванной, надо думать, предчувствием близкой смерти.Создание такого «поэтического гиганта», как «Пятерица» — поэтический подвиг Низами.Перевод с фарси К. Липскерова, С. Ширвинского, П. Антокольского, В. Державина.Вступительная статья и примечания А. Бертельса.Иллюстрации: Султан Мухаммеда, Ага Мирека, Мирза Али, Мир Сеид Али, Мир Мусаввира и Музаффар Али.

Гянджеви Низами , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги