Когда же Живое Серебро увидел, что все в доме спят под влиянием сонного снадобья, он начал с того, что раздел старуху и нашел, что она чрезвычайно безобразна и до крайности отвратительна. Он отобрал у нее ее парадное одеяние и шлем и вошел в залу Зейнаб, которую любил и ради которой совершал свой первый подвиг. Он снял с нее всю одежду и нашел, что она дивно хороша и опрятна и что тело ее пропитано благоуханием; но так как он был чрезвычайно добродетелен, то не хотел овладеть ею без ее согласия и только довольствовался тем, что пощупал ее везде рукою знатока, чтобы оценить ее достоинства, нежность, бархатистость и чувствительность кожи; для последней пробы он пощекотал ей подошвы и, судя по сильнейшему удару ноги, которым она его наградила, убедился, что она чрезвычайно чувствительна. Тогда, успокоенный относительно ее темперамента, он взял ее платье и пошел раздевать негров; затем взобрался на крышу, вошел в голубятню и, застав там всех голубей, посадил их в клетку и спокойно, не затворяя за собою дверей, вернулся в дом Ахмеда Коросты, где уже ожидал его Гассан Чума, которому он и передал всю добычу, а также голубей. И Гассан Чума, восхищенный его ловкостью, поздравил его и обещал свое содействие в деле устройства его брака с Зейнаб.
Далила Пройдоха первая очнулась от сна, в который погрузил ее банж. Однако она не сразу пришла в себя; но когда поняла, что спала, то вскочила, оделась в обычное свое старушечье платье и прежде всего побежала на голубятню, в которой не оказалось ни одного голубя.
Затем спустилась она во двор и увидела, что все собаки спят, растянувшись в своих конурах. Стала она искать негров и нашла их спящими, так же как и повара. Тогда, взбешенная до последних пределов, бросилась она в залу дочери своей Зейнаб и нашла ее спящею и нагой, а на шее ее висела на нитке бумага, и прочитала она на ней следующее: «Все это сделал не кто иной, как я, Али Живое Серебро из Каира, доблестный, отважный, хитрый и ловкий». Прочитав это, Далила подумала: «Кто знает, этот проклятый, пожалуй, и «замок» сломал». Но, поспешно наклонившись над дочерью и осмотрев ее, она убедилась, что «замок» тот остался целым, и несколько утешилась. И тогда решилась она разбудить Зейнаб, дав ей противосонное средство.
Потом рассказала она ей обо всем, что случилось, и прибавила:
— О дочь моя, ты все-таки должна быть благодарна этому Живому Серебру за то, что он, имея полную возможность, не лишил тебя невинности. Вместо того чтобы заставить твою птицу кровоточить, он похитил всех голубей халифа. Что же с нами теперь станется?
Но вскоре она придумала способ получить обратно голубей и сказала дочери:
— Подожди меня здесь. Я ухожу ненадолго.
И вышла она из хана и направилась к дому Ахмеда Коросты и постучалась в его двери.
Как только бывший там Гассан Чума услышал этот стук, он сейчас же воскликнул:
— Это Далила Пройдоха! Узнаю ее по стуку. Иди скорей и отвори ей дверь, йа Али!
И Али вместе с Верблюжей Спиной пошел отворять, а Далила вошла с улыбкой на лице и поклонилась присутствующим.
Как раз в это время Гассан Чума, Ахмет Короста и другие сидели на полу вокруг скатерти и закусывали жареными голубями, редиской и огурцами. Как только вошла Далила, Короста и Чума встали и сказали ей:
— О премудрая старушка, мать наша, садись поешь с нами голубей! Мы отложили твою долю угощения!
При этих словах у Далилы потемнело в глазах, и воскликнула она:
— Не стыдно ли вам всем красть и жарить голубей, которых халиф предпочитал даже собственным детям!
Они же отвечали:
— А кто же украл голубей халифа, о мать наша?
Она ответила:
— Украл их этот египтянин — Али Живое Серебро!
Египтянин же сказал:
— О мать Зейнаб, когда я велел изжарить этих голубей, я не знал, что это почтовые голуби! Как бы то ни было, вот тот, который приходится на твою долю! — И он предложил ей жареного голубя.
Тогда Далила взяла кусочек голубиного крылышка, поднесла его ко рту, попробовала и воскликнула:
— Клянусь Аллахом, мои голуби еще живы! Это не их мясо! Я кормила их зерном и примешивала к нему мускус и узнала бы их мясо по вкусу и запаху!
При этих словах Далилы все присутствующие засмеялась, а Гас-сан Чума сказал:
— О мать наша, твои голуби у меня, и все живы. Я согласен возвратить их тебе, но только при одном условии.
Она же сказала:
— Говори, йа Гассан! Я заранее согласна на все твои условия, голова моя в твоих руках.
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.
Но когда наступила
она сказала:
Я заранее согласна на все твои условия, голова моя в твоих руках. Говори, йа Гассан!
Гассан сказал:
— Хорошо, если хочешь получить обратно своих голубей, тебе стоит только исполнить желание Али Живое Серебро из Каира, первого из наших молодцов.
Она спросила:
— А чего же он желает?
Тот ответил:
— Вступить в брак с дочерью твоей Зейнаб.
Она сказала на это: