Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

Аладдин согласился, и джинн тотчас же перенес его в указанное место и показал ему против султанского дворца, среди великолепного сада, за двумя обширными мраморными дворами дворец, еще более прекрасный, нежели он сам ожидал. Дух заставил его полюбоваться архитектурой здания, общим видом и осмотреть его во всех подробностях. И Аладдин нашел, что все было исполнено с изумительною роскошью и великолепием; а в обширном подземном помещении он нашел казну, заключавшуюся в мешках с золотыми динарами, положенными один на другой, и занимавшими все пространство от земли до сводов. И обошел он также кухни, службы, кладовые с припасами, конюшни, и все было по его вкусу и содержалось в большой чистоте; и восхитился он лошадями, которые ели, стоя перед серебряными яслями, между тем как конюхи чистили их и перевязывали. И сделал он смотр рабам обоего пола и евнухам, выстроенным чинно в ряд и сообразно с важностью занимаемых ими должностей. А когда все осмотрел и внимательно рассмотрел, то обернулся к джинну, видимому только ему одному и всюду следовавшему за ним, и похвалил его за быстроту, хороший вкус и умение, которые он доказал этим в совершенстве исполненным делом. Затем прибавил:

— Ты забыл, о джинн, только одно — протянуть ковер от дверей моего дворца до дверей дворца султана, чтобы супруга моя не трудила ног, делая этот переход!

Дух ответил:

— О владелец лампы, ты прав. Но это сейчас будет исполнено!

И действительно, в мгновение ока великолепный бархатный ковер протянулся между двумя дворцами, и краски его восхитительно сочетались с тонами лужаек и цветников.

Тогда, в высшей степени удовлетворенный всем этим, Аладдин сказал джинну:

— Теперь все превосходно! Неси меня домой!

И джинн поднял и понес его в его комнату, между тем как во дворце султана слуги начинали отпирать двери и заниматься каждый своим делом.

Когда же двери были отперты, рабы и привратники остолбенели от удивления, увидев, что совершенно застроено то место, где еще накануне расстилалась обширная площадь для турниров и конских ристалищ. И прежде всего бросился им в глаза роскошный бархатный ковер, протянутый между свежею зеленью лужаек и сочетавший свои краски с естественными оттенками цветов и кустарников. И, следя глазами за этим ковром между лужайками чудесного сада, они заметили великолепный дворец, выстроенный из ценного камня, хрустальный купол которого сиял, как солнце. И, не зная, что и думать, они пошли доложить великому визирю, который, в свою очередь, взглянув на новый дворец, отправился доложить султану, говоря:

— Не может быть сомнения, о царь времен, супруг Сетт Бадруль-будур — знаменитый волшебник!

Но султан ответил:

— Ты очень удивляешь меня, о визирь, желая внушить, что дворец, о котором ты мне докладываешь, — дело волшебства! Тебе известно, однако же, что человек, который поднес мне такие дивные подарки, должен обладать несметным богатством и, располагая значительным количеством рабочих, в состоянии выстроить дворец и в одну ночь! Не ослепляет ли тебя зависть, не она ли побуждает тебя к злословию по отношению к зятю моему Аладдину?

И визирь, поняв из этих слов, что султан полюбил Аладдина, не посмел настаивать, боясь повредить себе, и благоразумно умолк.

Вот и все, что было с ним.

Что же касается Аладдина…

В эту минуту Шахерезада заметила, что занимается заря, и скромно умолкла.

А когда наступила

СЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Что же касается Аладдина, то, когда джинн перенес его обратно в старый дом его, он приказал одной из невольниц разбудить мать и велел им всем надеть на нее одно из принесенных ими красивых платьев и убрать ее как можно лучше. И когда мать его была одета, как он того желал, он сказал ей, что наступила минута идти во дворец султана, чтобы взять новобрачную и отвести ее в построенный им дворец. И мать Аладдина, получив от него все необходимые указания, вышла из дома в сопровождении своих двенадцати невольниц, а за нею скоро последовал и Аладдин верхом на коне и сопровождаемый своим кортежем. Но на некотором расстоянии от дворца они расстались: Аладдин отправился в свой новый дворец, а мать его — к султану.

Когда же султанские стражники увидели мать Аладдина среди двенадцати молодых девушек ее свиты, они побежали предупредить султана, который поспешил выйти ей навстречу. И принял он ее со всеми знаками уважения и внимания, подобающими ее новому званию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания
Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания

Девятый том «Исторических записок» завершает публикацию перевода труда древнекитайского историка Сыма Цяня (145-87 гг. до н.э.) на русский язык. Том содержит заключительные 20 глав последнего раздела памятника — Ле чжуань («Жизнеописания»). Исключительный интерес представляют главы, описывающие быт и социальное устройство народов Центральной Азии, Корейского полуострова, Южного Китая (предков вьетнамцев). Поражает своей глубиной и прозорливостью гл. 129,посвященная истории бизнеса, макроэкономике и политэкономии Древнего Китая. Уникален исторический материал об интимной жизни первых ханьских императоров, содержащийся в гл. 125, истинным откровением является гл. 124,повествующая об экономической и социальной мощи повсеместно распространённых клановых криминальных структур.

Сыма Цянь

Древневосточная литература
Смятение праведных
Смятение праведных

«Смятение праведных» — первая поэма, включенная в «Пятерицу», является как бы теоретической программой для последующих поэм.В начале произведения автор выдвигает мысль о том, что из всех существ самым ценным и совершенным является человек. В последующих разделах поэмы он высказывается о назначении литературы, об эстетическом отношении к действительности, а в специальных главах удивительно реалистически описывает и обличает образ мысли и жизни правителей, придворных, духовенства и богачей, то есть тех, кто занимал господствующее положение в обществе.Многие главы в поэме посвящаются щедрости, благопристойности, воздержанности, любви, верности, преданности, правдивости, пользе знаний, красоте родного края, ценности жизни, а также осуждению алчности, корыстолюбия, эгоизма, праздного образа жизни. При этом к каждой из этих глав приводится притча, которая является изумительным образцом новеллы в стихах.

Алишер Навои

Поэма, эпическая поэзия / Древневосточная литература / Древние книги