Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И он тотчас же поднялся и побежал к брату своему, чтобы собственными глазами видеть все, что только можно было видеть.

И он нашел Али-Бабу еще с лопатой в руке, так как он только что закончил закапывать свое золото. И, подойдя к нему без всякого приветствия, и не назвав его ни по имени, ни по прозвищу его, и вовсе не обращаясь к нему как к брату, так как он забыл об этом близком родстве с тех пор, как женился на богатой при посредстве сводницы, он сказал ему:

— А, так вот ты как, о отец ослов! Ты вздумал скрываться и прятаться от нас! Хорошо же, продолжай показывать всем свою бедность и нищету и притворяться неимущим перед людьми, чтобы в своей вшивой лачуге измерять золото, как лабазник меряет свое зерно!

И, услышав эти слова, Али-Баба был чрезвычайно потрясен и испуган не потому, что он был завистлив или жаден, но потому, что он опасался злобы и зависти глаза брата своего и жены брата своего, и он отвечал ему:

— Аллах над тобою! Я не знаю, на что ты намекаешь. Объясни мне это поскорее — и я отвечу тебе с полной искренностью и благорасположением, несмотря на то что прошли уже годы и годы, как ты забыл о кровной связи между нами и отвратил лицо свое от меня и от детей моих.

Тогда надменный Кассим сказал:

— Дело совсем не в этом, Али-Баба. Дело в том, чтобы не притворяться передо мною ничего не понимающим, ибо я знаю все, что тебе было бы выгодно скрывать от меня.

И, показав ему золотой динарий, на котором еще оставались следы сала, он сказал, подозрительно глядя на него:

— Сколько мерок динариев, подобных этому, в твоей житнице, о пройдоха?! И где ты украл столько золота, говори, о позор нашего дома?!

Потом в немногих словах он изложил ему, как жена его намазала салом низ мерки, которую она ссудила им, и как был найден этот динарий, приклеившимся к ней.

Когда Али-Баба услышал эти слова брата, он понял, что совершил ошибку, и не мог уже более запираться. И, не желая продолжения этого допроса и не выказывая брату своему ни малейших признаков удивления или неудовольствия по поводу этого разоблачения, он сказал ему:

— Аллах щедр, о брат мой! Он посылает нам дары Свои раньше, чем мы пожелаем их! Да будет Он превознесен!

И он рассказал ему во всех подробностях свое приключение в лесу, однако не открыл ему магической формулы. И он прибавил:

— О брат мой, мы сыновья одного отца и одной матери. И поэтому все, что принадлежит мне, принадлежит и тебе, и я желаю — и ты сделаешь мне милость принять это — подарить тебе половину золота, которое я привез из пещеры.

Но злой Кассим, жадность которого равнялась его гнусности, отвечал:

— Конечно! Вот это я понимаю! Но я тоже хочу знать, как я могу сам войти в эту скалу, если у меня явится к этому желание! И я предупреждаю тебя, что тебе лучше не обманывать меня, иначе я донесу на тебя правосудию как на соучастника грабителей! И ты при этом можешь только проиграть!

Тогда добрый Али-Баба, думая о судьбе жены своей и детей своих в случае доноса и побуждаемый еще более своей природной сговорчивостью, чем опасением злых козней брата своего с варварской душою, открыл ему два слова магической формулы, как для открытия дверей, так и для закрытия их. И Кассим, не сказав ни слова благодарности, грубо покинул его, решившись присвоить себе одному все сокровища пещеры.

И вот на другой день до восхода солнца он отправился в лес, погоняя перед собой десять мулов, нагруженных большими сундуками, которые он предполагал наполнить плодами первой своей экспедиции. И он рассчитывал, хорошенько подсчитав все жизненные припасы и богатства, собранные в пещере, сделать вторую поездку с еще большим количеством мулов и даже, если понадобится, с целым караваном верблюдов. И он следовал в точности указаниям Али-Бабы, доброта которого простиралась до того, что он предлагал себя в проводники; но его грубо оттолкнули две пары подозрительных глаз — Кассима и его жены, данной ему сводницей.

И вскоре он прибыл к подножию скалы, которую он узнал среди других скал по ее совершенно гладкой поверхности и по дереву, стоявшему на ее вершине. И он простер свои руки к скале и сказал:

— Сезам, отворись!

И скала тотчас же раскололась посредине. И Кассим, привязавший уже своих мулов к деревьям, вступил в пещеру, вход в которую тотчас замкнулся за ним, лишь только была произнесена формула закрытия. И он не знал еще, что его тут ожидало.

И прежде всего он был ослеплен видом всех собранных здесь богатств, кучами золота и грудами драгоценностей. И в нем еще более усилилось желание сделаться владельцем всех этих сказочных сокровищ. И он увидел, что, для того чтобы увезти все это отсюда, был бы нужен не один караван верблюдов, но все верблюды, странствующие между пределами Китая и границами Ирана. И он сказал себе, что в следующий раз он примет все меры, чтобы устроить настоящую экспедицию корысти, и удовольствовался на этот раз тем, что наполнил золотом столько мешков, сколько могли унести его десять мулов. И, закончив труд свой, он вернулся в галерею, которая заканчивалась у замыкающей вход скалы, и воскликнул:

— Ячмень, отворись!