И действительно, она сказала себе: «Дочь моя, это еще не все; чтобы превратить насильственную смерть в смерть естественную, надо предотвратить еще самую большую опасность. И никак нельзя допустить, чтобы люди видели, что покойный разделен на шесть кусков, иначе кувшину не остаться без трещин».
И без промедления она побежала к старому сапожнику их околотка, который не знал ее, и тотчас же, поприветствовав его, она сунула ему в руку золотой динарий и сказала:
— О шейх Мустафа, сегодня нам нужна рука твоя!
И старый сапожник, человек живой и веселый, отвечал:
— О день, благословенный ясным твоим приходом, о лицо луны! Говори, о госпожа моя, и я отвечу тебе над головой моей и перед глазами моими!
И Моргана сказала:
— О дядя Мустафа, просто вставай и иди за мною! Но если ты хочешь, чтобы все было исправно, возьми с собою все необходимое для сшивания кожи!
И когда он сделал это, она положила ему на глаза повязку, говоря:
— Это необходимое условие. Без этого ничего не будет.
Но он воскликнул:
— Уж не хочешь ли ты, молодая девушка, за один динарий заставить меня забыть веру отцов моих или совершить какое-либо воровство или необыкновенное преступление?
Но она сказала ему:
— Да удалится нечистый, о шейх! Да успокоятся мысли твои! Нисколько не сомневайся во всем этом, потому что тебе только придется кое-что сшить.
И, говоря таким образом, она сунула ему в руку второй золотой динарий, который побудил его следовать за нею.
И Моргана взяла его за руку и привела его с завязанными глазами в погреб дома Али-Бабы. И тут она сняла повязку с его глаз и, показав ему тело покойного, составленное из шести кусков, положенных на соответствующие места, сказала ему:
— Ты видишь теперь, что тебе надо только сшить вот эти шесть кусков, и только для этого я и привела тебя сюда.
И когда испуганный шейх попятился, предусмотрительная Моргана вложила в его руку еще одну золотую монету и пообещала ему еще одну, если он быстро закончит эту работу. И все это побудило сапожника взяться за дело. И когда он закончил, Моргана вновь завязала ему глаза и, дав ему обещанную награду, вывела из погреба и проводила до самых дверей его лавки, где и оставила, возвратив ему зрение. И она поспешила вернуться домой, все время оглядываясь назад: не следует ли за ней сапожник?
И лишь только она пришла домой, она обмыла восстановленное тело Кассима, и окурила его фимиамом, и оросила его ароматами, и с помощью Али-Бабы закутала его в саван. И после этого, чтобы у людей, которые должны были принести заказанные носилки, не могло явиться ни малейшего подозрения, она сама позаботилась о доставке этих носилок и щедро заплатила за них. Потом с помощью Али-Бабы она положила тело в гроб и покрыла его шалями и тканями, купленными с этой целью.
И вот наконец прибыл имам и другие сановники мечети, и четверо из собравшихся соседей подняли носилки на плечи свои. И имам стал во главе шествия, сопровождаемый чтецами Корана. И Моргана шла позади носильщиков, вся в слезах, испуская жалобные вопли, и изо всей силы ударяя себя в грудь, и вырывая у себя волосы, тогда как Али-Баба замыкал шествие в сопровождении соседей, которые поочередно время от времени отходили, чтобы сменить и облегчить других носильщиков, и так продолжалось, пока они не прибыли на кладбище. И в это же время в доме Али-Бабы женщины, сбежавшиеся на похоронную церемонию, смешивали свои вопли и наполняли своими раздирающими криками весь околоток. И таким образом истина об этой смерти была тщательно ограждена от всякой огласки, так что во время похорон ни у кого не явилось ни малейшего подозрения.
Вот и все, что случилось с шестью частями Кассима.
Что же касается сорока разбойников, то они вследствие тления шести кусков Кассима, брошенных в пещере, в течение целого месяца не возвращались по следам своим, и, когда наконец вернулись и проникли в пещеру, они дошли до пределов удивления, не найдя ни остатков Кассима, ни духу Кассима, ни чего-либо, что близко или отдаленно могло напоминать его. И на этот раз они начали серьезно обсуждать свое положение, и предводитель сорока разбойников сказал: