— Хей, валлахи, за всю свою жизнь школьного учителя я не заработал столько, сколько получил от твоей великодушной руки, о господин мой!
И аль-Рашид, которого весьма удивил этот ответ, повернулся к Джафару и сказал ему:
— Клянусь головой моей! Если это школьный учитель и он вынужден теперь просить милостыню на мосту, то его история должна быть, безусловно, очень странной. Поспеши к нему и прикажи ему явиться завтра в час, назначенный для слепого, к воротам моего дворца.
И приказ этот был выполнен, и они продолжили свою прогулку.
Но не успели они еще отойти от калеки, как услышали, как тот громко призывает благословения на голову подошедшего к нему какого-то шейха. И они решили посмотреть, чтобы понять, в чем тут дело. И они увидели, что этот шейх пытается увернуться от калеки, явно сбитый с толку благословениями и похвалами, которые он ему посылал. И они поняли, со слов калеки, что милостыня, которую только что вручил ему этот шейх, была значительнее, чем милостыня Масрура, — такая, какой этот бедняга никогда еще не получал. И Гарун выразил Джафару свое изумление, увидав, что простой человек проявил большую щедрость рук своих, чем его собственные, и он добавил:
— Я хотел бы узнать этого шейха и понять мотив его удивительной щедрости. Иди, о Джафар, и скажи ему, чтобы он явился завтра и стал между рук моих в час, назначенный для слепого и калеки.
И это приказание был тотчас же выполнено.
И они уже собирались продолжить путь свой, как вдруг увидели, что по мосту движется великолепная процессия, какую обычно могут позволить себе только цари и султаны. И впереди ехали конные глашатаи, которые кричали:
— Дорогу нашему господину, супругу дочери могущественного султана Китая и дочери могущественного султана Синда и Индии!
А во главе кортежа на скакуне, порода которого чувствовалась в каждом его движении, ехал эмир или, может быть, сын царя, облик которого был блистателен и полон благородства. А сразу за ним шли двое конюших[51]
, которые вели на поводу из синего шелка запряженного величественного верблюда с паланкином, в котором сидели, одна справа, а другая слева, под навесом из красной парчи и с лицами, закрытыми оранжевой шелковой вуалью, две принцессы, жены всадника. Замыкала же шествие труппа музыкантов, наигрывавших на своих инструментах необычных форм индийские и китайские мелодии.И Гарун, изумленный и одновременно удивленный этим зрелищем, сказал своим спутникам:
— Какой удивительный незнакомец! Вероятно, он впервые в моей столице. Я принимал у себя самых могущественных царей, принцев и эмиров мира, и правители заморских неверных и из стран франков, и из областей крайнего Запада посылали ко мне свои посольства и своих представителей. Однако никто из тех, кого я видел, не был сравним с ним по красоте и изяществу.
Затем он обернулся к своему меченосцу Масруру и сказал ему:
Во главе кортежа на скакуне, порода которого чувствовалась в каждом его движении, ехал эмир или, может быть, сын царя, облик которого был блистателен и полон благородства.
— Поспеши, о Масрур, проследить за этим шествием, чтобы увидеть то, что можно увидеть, и без промедления вернись ко мне во дворец, позаботившись, однако, пригласить этого знатного незнакомца явиться завтра и стать между рук моих в час, назначенный для слепого, калеки и великодушного шейха.
И когда Масрур отправился выполнять приказ, халиф и Джафар наконец перешли через мост. Однако когда они добрались до конца его, то увидели посреди открывшейся перед ними площади, служившей для состязаний и турниров, большое скопление зрителей, глазевших на молодого человека, сидевшего верхом на красивой белой кобыле, которую он пускал во всю прыть, пришпоривая и охаживая большим кнутом так, что она была вся в пене и крови, а ноги и все тело ее дрожали.
И при виде этого зрелища халиф, который был любителем лошадей и не выносил жестокого обращения с ними, был на грани негодования и спросил у зрителей:
— Почему этот молодой человек ведет себя так жестоко по отношению к этой прекрасной послушной кобыле?
И люди ему отвечали:
— Мы этого не знаем, одному Аллаху это известно. Но каждый день в одно и то же время мы видим, как этот молодой человек появляется здесь на своей кобыле, и мы становимся свидетелями его бесчеловечного с ней обращения! — И они добавили: — В конце концов, он является законным хозяином своей кобылы, и он может обращаться с ней, как ему заблагорассудится.
И Гарун обратился к Джафару и сказал ему:
— О Джафар, позаботься узнать о причине, которая толкает этого юношу на такое жестокое обращение со своей кобылой. А если он откажется раскрыть это тебе, ты скажешь ему, кто ты, и прикажешь, чтобы он явился завтра и стал между рук моих в час, назначенный для слепого, калеки, щедрого шейха и чужестранного гостя.
И Джафар ответил, что слушает и повинуется, и халиф оставил его на площади, чтобы вернуться в одиночестве во дворец свой.