Тысяча и одна ночь. В 12 томах

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла.

А когда наступила

ВОСЕМЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И Джафар ответил, что слушает и повинуется, и халиф оставил его на площади, чтобы вернуться в одиночестве во дворец свой.

И на следующий день после полуденной молитвы, когда халиф вошел в диван вершить суд, великий визирь Джафар немедленно представил перед ним пять человек, которых они встретили накануне на мосту и на площади Багдада, а именно: слепого, которому халиф дал оплеуху, несчастного калеку, бывшего школьного учителя, щедрого шейха, благородного всадника, которого в пути сопровождали индийские и китайские мелодии, и юношу, хозяина белой кобылы. И когда все эти пятеро поклонились трону его и поцеловали землю между рук его, халиф сделал им знак встать, и Джафар расставил их в должном порядке, рядом друг с другом, на ковре у подножия трона.

Тогда аль-Рашид первым делом обратился к юноше, который был хозяином белой кобылы, и сказал ему:

— О юноша, проявивший вчера такое бесчеловечное отношение к прекрасной и послушной белой кобыле, на которой ты ехал верхом, можешь ли ты рассказать мне свою историю, чтобы я знал причину, побудившую душу твою действовать таким варварским образом по отношению к бессловесному созданию, которое не может отвечать на оскорбления оскорблениями и на побои побоями? И не говори мне, что ты действовал таким образом, чтобы дрессировать или приручать свою кобылу, ибо в своей жизни я сам приручил и обучил великое множество жеребцов и кобыл, но никогда мне не приходилось так жестоко обращаться с теми лошадьми, которых я дрессировал. И не говори мне, что ты так изводил свою кобылу, чтобы позабавить зрителей, ибо это бесчеловечное зрелище не только не забавляло их, но возмущало до глубины души, и меня вместе с ними. И клянусь, лишь Аллах удерживает меня от того, чтобы примерно наказать тебя так, как ты того заслуживаешь, и положить конец этому отвратительному зрелищу. Поэтому говори без лжи и не скрывая от меня причины твоего поведения, ибо это единственный способ избежать моего гнева и получить мое благоволение. И я даже готов, если твой рассказ меня удовлетворит и твои слова оправдают твои действия, простить тебя и забыть все, что я видел оскорбительного в твоем поведении.

И когда юноша, владелец белой кобылы, услышал слова халифа, лицо его пожелтело, как шафран, и он опустил голову, храня молчание, охваченный великим смущением и безграничной печалью. И поскольку он продолжал стоять так, не в силах произнести ни слова, а слезы текли из его глаз и падали ему на грудь, халиф сменил гнев на милость и, возбуждаемый любопытством сверх меры, сказал ему мягко:

— О юноша, забудь, что ты находишься в присутствии эмира правоверных, и говори здесь свободно, словно ты в кругу друзей своих. И я клянусь заслугами моих славных предков, что тебе не будет причинено никакого вреда.

Тогда Джафар принялся делать юноше головой и глазами многозначительные знаки ободрения, которые явно означали: «Говори уверенно и не волнуйся».

Тогда юноша перевел дух, поднял голову, еще раз поцеловал землю между рук халифа и сказал:

ИСТОРИЯ МОЛОДОГО ЧЕЛОВЕКА, ХОЗЯИНА БЕЛОЙ КОБЫЛЫ

Знай, о эмир правоверных, что меня знают в моем квартале под именем Сиди Неман. А моя история, которую я собираюсь рассказать тебе по твоему приказу, — это тайна мусульманской веры. И она столь удивительна, что, будучи записана иглою во внутреннем уголке глаза, могла бы послужить спасительным уроком для тех, кто с уважением читал бы ее.

И молодой человек замолчал на мгновение, чтобы освежить в уме все свои воспоминания, и продолжил так:

— Когда умер отец мой, он оставил мне то, что во славу Аллаха перешло мне по наследству. И я увидел, что эти свалившиеся на мою голову по воле Аллаха блага больше и изысканнее, чем могла бы пожелать душа моя. И я увидел, помимо прочего, что в одночасье стал самым богатым и уважаемым человеком в своем квартале. Но моя новая жизнь, которая была далека от самодовольства и гордыни, только развила во мне мое горячее стремление к спокойствию и одиночеству. И я продолжал вести холостяцкую жизнь, поздравляя себя и всех мудрых в Аллахе с тем, что у меня нет семейных забот и обязанностей. И каждый вечер я думал: «Йа Сиди Неман, как скромна и спокойна жизнь твоя! И как восхитительно одиночество безбрачия!»