Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И, угостив их шербетом и прохладительными напитками, я рассказал им обо всем, что со мною произошло, от начала и до конца, не забывая ни малейшей подробности. Но нет смысла повторять это. И Саади был от этого рассказа на пределе удовольствия, и, повернувшись к своему другу, он сказал ему:

— Вот видишь, о Си Саад!

И больше он не сказал ему ничего.

И еще не пришли они в себя от изумления, в которое привел их мой рассказ, как двое детей моих, веселясь в саду, вдруг вошли, держа в руках большое птичье гнездо, которое только что отыскал для них на вершине финиковой рощи раб, наблюдавший за их играми. И мы были очень удивлены, увидав, что это гнездо, в котором было несколько птенцов ястреба, было свито на тюрбане. А я, присмотревшись к этому тюрбану повнимательнее, узнал, без сомнения, что это тот самый тюрбан, который когда-то похитил у меня злосчастный ястреб. И я обратился к своим хозяевам и сказал им:

— О хозяева мои, помните ли вы еще тот тюрбан, который я носил, когда Саад пожертвовал мне первые двести динаров?

И они отвечали:

— Нет, клянемся Аллахом! Мы не помним его в точности.

А Саад добавил:

— Но я бы, конечно, узнал его, если бы там нашлись сто девяносто динаров.

И я ответил:

— О хозяева мои, не сомневайтесь!

И я вынул из гнезда маленьких птенцов, которых отдал детям своим, взял гнездо и размотал тюрбан во всю длину его. И в самом конце в нем оказался завязанным, как я завязал его, кошелек Си Саада с находившимися внутри динарами.

И не успели еще оба моих хозяина прийти в себя от изумления, как вошел один из моих конюших, и он держал в руках кувшин с отрубями, в котором я тотчас узнал тот, который моя жена когда-то уступила торговцу щелоком, чтобы вымыть свои волосы. И он сказал мне:

— О хозяин мой, этот кувшин я купил сегодня на базаре, потому что забыл взять с собой корм для лошади, на которой я ехал, и в нем я нашел мешочек, который я отдаю в твои руки.

И в нем мы нашли второе пожертвование Си Саада.

И с тех пор, о эмир правоверных, мы все трое жили как друзья, и мы убедились в силе судьбы, дивясь тем путям, которые она использует для исполнения повелений своих. А поскольку добро Аллаха должно возвращаться к Его беднякам, я не преминул воспользоваться своим богатством для того, чтобы совершать щедроты и раздавать милостыню. И потому ты видел, как я подал щедрую милостыню нищему на багдадском мосту.

Такова моя история.

Когда халиф услышал этот рассказ великодушного шейха, он сказал ему:

— Поистине, о шейх Хасан, пути судьбы изумительны, и в качестве доказательства того, что ты рассказал мне правду, я покажу тебе кое-что.

И он повернулся к своему визирю и прошептал ему на ухо несколько слов. И визирь вышел, но уже через несколько мгновений вернулся с небольшим сундучком в руке. И халиф взял его, открыл и показал содержимое шейху, который тотчас узнал драгоценный камень Сулеймана, проданный им ювелиру-еврею.

И аль-Рашид сказал ему:

— Он оказался в моей сокровищнице в тот самый день, когда ты продал его еврею.

Затем он повернулся к четвертому человеку, который был учителем-калекой с разрезанным ртом, и сказал ему:

— Поведай нам, что ты должен нам рассказать.

И этот человек, поцеловав землю между рук халифа, начал свой рассказ так:

ИСТОРИЯ ШКОЛЬНОГО УЧИТЕЛЯ С РАЗРЕЗАННЫМ РТОМ

Знай, о эмир правоверных, что я, со своей стороны, начинал жизнь учителем и у меня под рукой было около восьмидесяти юношей. И история, приключившаяся со мной и с этими мальчиками, потрясающая.

Я должен начать свой рассказ с того, о мой повелитель, что я был суров к ним до предела и строг до такой степени, что даже в часы отдыха требовал, чтобы они продолжали работать, и отправлял их домой только через час после захода солнца. И даже тогда я не упускал случая следить за ними, следуя за ними через базары и кварталы, чтобы они не играли с молодыми негодяями, которые могли бы оказать на них дурное влияние.

Так вот именно моя строгость, о эмир правоверных, и навлекла на мою голову те бедствия, о которых ты сейчас услышишь.

И действительно, войдя в один из дней среди прочих дней в читальный зал, в котором собрались все мои ученики, я увидел, как они вдруг все вскочили и воскликнули в один голос:

— О учитель наш, какое желтое лицо у тебя сегодня!

И я был очень удивлен, но, поскольку я не чувствовал никакого внутреннего огорчения, от которого могло бы пожелтеть лицо мое, я не обратил на их возгласы никакого внимания, и я открыл класс как обычно и крикнул им:

— Начинайте, бездельники! Пора приниматься за работу!

Однако староста класса подошел ко мне с выражением озабоченности и сказал:

— Клянусь Аллахом, о учитель, у тебя сегодня очень желтое лицо, да отгонит Аллах от тебя всякое зло! Я бы мог сегодня провести урок вместо тебя, если ты приболел.