Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— Конечно, о дервиш, я часто слышал о скрытых сокровищах и подземных богатствах. И все мы знаем, что каждый из нас может однажды, если таково веление судьбы, проснуться богаче всех царей. И нет пахаря, который, вспахивая землю свою, не думает, что настанет день, когда он наткнется на замковый камень[59] какого-нибудь чудесного сокровища, и нет рыбака, который, бросая в воду сети свои, не верит, что настанет день, когда он вытащит жемчужину или морской камень, который доведет его до пределов богатства. Так что, о дервиш, я не невежда, и, кроме того, я убежден, что люди твоего круга знают секреты и заклинания великой силы.

И дервиш при этих словах перестал водить своим посохом по песку, снова посмотрел на меня и сказал:

— О господин мой Баба Абдаллах, я думаю, что встреча со мной — это благословенная встреча, и я верю, что этот день для тебя станет днем поворота дороги, на которой ты встретишь судьбу свою.

И я сказал ему:

— Клянусь Аллахом, о дервиш, я приму ее с твердостью и с открытым лицом, и, что бы она ни принесла мне, я приму это с благодарным сердцем!

И он сказал мне:

— Тогда встань, бедняк, и следуй за мною!

И он поднялся и пошел впереди меня. И я последовал за ним, думая: «Воистину, сегодня день судьбы моей, которого я ожидал столь долгое время». И через час ходьбы мы добрались до довольно просторной долины, проход в которую был так узок, что мои верблюды едва могли пройти по нему один за другим. Но вскоре местность расширилась вместе с долиной — и мы оказались у подножия такой непроходимой горы, что можно было не опасаться, что какое-нибудь человеческое существо когда-нибудь доберется до нас с той стороны.

И дервиш сказал мне:

— Вот мы и пришли туда, куда надо было попасть. Останови своих верблюдов и заставь их лечь на живот, чтобы, когда придет время нагрузить их тем, что ты вскоре увидишь, нам не пришлось бы этого делать.

И я ответил, что слушаю и повинуюсь, и я заставил всех моих верблюдов одного за другим лечь на живот на обширной площадке, находившейся у подножия этой горы.

После чего я присоединился к дервишу и увидел, что в руке у него огниво, с помощью которого он поджег груду сухих веток. И как только пламя разгорелось, дервиш бросил в него пригоршню ладана, произнеся слова, смысла которых я не понял. И тотчас в воздух поднялся столб дыма, и дервиш рассек его своим посохом пополам — и тотчас же большая скала, перед которой мы стояли, раскололась надвое и позволила нам увидеть широкий проем там, где мгновение назад была гладкая вертикальная стена.

В эту минуту Шахерезада заметила, что брезжит рассвет, и со свойственной ей скромностью умолкла.

^{И тотчас в воздух поднялся столб дыма, и дервиш рассек его своим посохом пополам — и тотчас же большая скала, перед которой мы стояли, раскололась надвое.}

А когда наступила

ВОСЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Тотчас же большая скала, перед которой мы стояли, раскололась надвое и позволила нам увидеть широкий проем там, где мгновение назад была гладкая вертикальная стена.

А там, за ним, лежали груды чеканного золота и каменьев, как те груды соли, что мы видим на берегу моря. И я при виде этого сокровища набросился на первую же кучу золота с быстротой пикирующего на голубя ястреба и принялся набивать золотом мешок, который успел прихватить с собой. Однако дервиш рассмеялся и сказал мне:

— О бедняга, зачем ты делаешь такую невыгодную работу?! Разве ты не видишь, что, наполнив все свои мешки золотыми монетами, ты сделаешь их слишком тяжелыми для своих верблюдов?! Вместо этого наполни их этими самоцветными камнями, которые лежат чуть дальше, ведь каждый из них стоит больше, чем каждый из этих кусков золота, и в то же время каждый в сто раз легче, чем кусок этого металла.

И я ответил:

— Никаких возражений, о дервиш, — ибо увидел, насколько справедливо было его наблюдение.

И один за другим я наполнил свои мешки этими камнями и погрузил их по два на спины моих верблюдов. И когда я нагрузил таким образом восемьдесят верблюдов, дервиш, который смотрел на меня, улыбаясь и не двигаясь с места, встал и сказал мне:

— Осталось только закрыть клад и уйти.

И, сказав так, он прошел через скалу, и я увидел, как он направляется к большому кувшину из золота, стоявшему на подставке из сандалового дерева. И я подумал про себя: «Клянусь Аллахом! Как жаль, что у меня нет с собой восьмидесяти тысяч верблюдов, нагруженных этими ограненными камнями, и монетами, и драгоценностями, вместо тех восьмидесяти, которыми я владею!»

И тут я увидел, как дервиш подошел к драгоценному кувшину и поднял крышку. И он взял оттуда маленький золотой горшочек, который спрятал у себя на груди. И когда я вопросительно посмотрел на него, он сказал мне:

— Ничего особенного. Это всего лишь глазная мазь.

И он не сказал больше ни слова. И когда я, движимый любопытством, в свою очередь, хотел подойти, чтобы взять немного этой мази для глаз, он остановил меня, сказав: