Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Одетый в черное,
я прихожу своим назойливым воплем
тревожить, что еще нетронуто,
и делаю горьким то, что еще сладко.
На рассвете либо с наступлением ночи
я обращаюсь к готовым сражаться воинам —
и они расходятся.
Я предрекаю счастью близкий конец,
а великолепному дворцу —
неминуемое разорение.
Я самый зловещий вестник.
О порицающий меня!
Если бы ты знал, в чем твое счастье,
как я знаю, в чем мое,
ты, как и я, не колеблясь
накинул бы на себя черный покров
и отвечал бы на все лишь стонами!
Однако мгновения жизни твоей —
напрасные удовольствия,
и из-за тщеславия ты не встаешь
на тропу мудрости.
Ты забываешь, что искренний друг —
тот, кто говорит с тобою откровенно,
а не тот, кто скрывает от тебя ошибки твои;
тот, кто порицает тебя, а не оправдывает;
тот, кто поклоняется истине,
а не тот, кто готов отомстить
за оскорбления твои.
Ибо всякий, кто возражает,
пробуждает спящую добродетель
и внушает спасительные страхи.
Что же до меня, одетого в траур,
я оплакиваю мимолетную,
ускользающую жизнь,
и каждый раз, когда вижу караван,
подстегиваемый предводителем,
из груди моей вырываются стоны.
Я подобен проповеднику в мечети,
одетому в черное.
Но к сожалению, лишь немые предметы
отзываются на пророческий глас мой.
О тугоухий! Проснись!
Пойми же наконец знак утреннего облака,
ведь все на земле хотят
что-нибудь услышать в безмолвном мире!
Но ты не слышишь меня. Не слышишь.
Я говорю с мертвецом.

— А теперь, если хотите, о мои повелители и повелительницы, я расскажу вам песню удода.