— Ну разве не досадно, что такой красивый юноша лишился рассудка? И какой бесподобный сумасшедший!
Другой, более благоразумный, сказал Гассану:
— Сын мой, опомнись! И не повторяй таких глупостей!
Тогда Гассан сказал:
— Я прекрасно знаю, что говорю. И знайте еще, что я провел в Каире этой ночью много приятных минут как новобрачный!
При этих словах все убедились в его безумии, и один из толпы воскликнул:
— Вы видите, — этот бедный юноша женился во время сна! И что же? Приятна была твоя свадьба во сне? И кто была эта счастливица — гурия или распутница? И сколько раз ты обнимал ее?
Но Бадреддин начинал уже раздражаться от этих шуток, и он нетерпеливо ответил:
— Да, это была гурия! И обнимал я ее не во сне, а наяву! И я занял место безобразного горбуна и даже надел его ночной колпак, как видите!
Потом он стал припоминать все случившееся с ним и вдруг воскликнул:
— Но, ради Аллаха, скажите, о добрые люди, где мой тюрбан, и мои шальвары, и мое платье, и в особенности где мой кошелек?
И Гассан поднялся и стал искать вокруг себя свою одежду. И все подмигивали друг другу, как будто говоря: «Он совершенно помешан!»
Тогда бедный Гассан должен был войти в город раздетым, и за ним следовала толпа ребят по улицам и базарам, через которые он проходил, и народ говорил:
— Это сумасшедший!
И бедный Гассан не знал, куда спрятаться. Тогда Аллах, желая спасти его от толпы, направил его шаги мимо лавки пирожника, который только что открыл свою дверь. И Гассан бросился в открытую дверь и спрятался в лавке, и так как пирожник был здоровенный малый, похождения которого были хорошо известны всему городу, то никто не решился войти в лавку, и вся толпа вскоре рассеялась.
Когда пирожник, которого звали эль-Гадж Абдаллах, увидел Гассана Бадреддина, он стал со вниманием всматриваться в него и залюбовался его красотой и природными дарованиями; и в тот же миг сердце его наполнилось любовью, и он сказал юному Гассану:
— О милый мальчик мой, скажи мне, кто ты и откуда ты пришел? Не бойся ничего и расскажи мне всю свою историю, потому что я полюбил тебя больше моей собственной души.
И Гассан рассказал ему всю свою историю от начала и до конца.
И пирожник удивился до пределов изумления и сказал Гассану:
— Повелитель мой, Гассан Бадреддин, твоя история поистине необычайна, и твой рассказ достоин удивления. Но, о дитя мое, советую тебе не говорить ни с кем о твоих приключениях, потому что опасно доверяться людям. Предлагаю тебе оставаться в моей лавке до тех пор, пока Всемилостивому Аллаху не угодно будет прекратить испытания, которые Он ниспослал тебе. Впрочем, у меня нет детей, и ты осчастливишь меня, если позволишь мне усыновить тебя!
И Гассан Бадреддин отвечал ему:
— Добрый дядя! Да исполнится желание твое!
И пирожник отправился в рынок и купил великолепную одежду и по возвращении облек в нее Гассана. Потом он отправился с ним к кади и в присутствии свидетелей усыновил его.
И Гассан остался в лавке пирожника, который относился к нему как к родному сыну. Он получал деньги от покупателей и продавал им пирожные, и баночки с вареньем, и фарфоровые чашечки с кремом и разными сластями, которыми так славится Дамаск. И в короткое время он прекрасно изучил кондитерское искусство, к которому у него была особенная склонность, потому что мать его, жена визиря Нуреддина из Басры, посвятила его в это искусство, приготовляя в его присутствии всякие пирожные и варенья.
И красота Гассана Бадреддина из Басры, приемного сына пирожника, скоро стала известна во всем Дамаске, и кондитерская эль-Гаджа Абдаллаха привлекла столько покупателей, что сделалась самой богатой из всех кондитерских Дамаска.
Вот что было с Гассаном Бадреддином.
Что же касается новобрачной, Сетт эль-Госн, дочери визиря Шамзеддина из Каира, то, проснувшись на другой день после брачной ночи, она увидела, что рядом с ней нет прекрасного Гассана. Тогда она подумала, что он отправился в кабинет удобств, и стала ждать его возвращения.
Между тем визирь Шамзеддин, ее отец, пришел узнать, как чувствует себя его дочь. И он был очень расстроен. И он возмущался в душе несправедливостью султана, который заставил его выдать прекрасную Сетт эль-Госн за безобразного конюха-горбуна. И прежде чем войти к своей дочери, визирь сказал себе: «Если я узнаю, что моя дочь отдалась этому отвратительному горбуну, я наверное убью ее!»
И он постучал в дверь спальни и сказал:
— Сетт эль-Госн!
И оттуда послышался голос дочери:
— Сейчас, отец!
И она поспешно встала и побежала отворить дверь отцу. И она была прекраснее, чем когда-либо, и лицо ее сияло, и душа ликовала после упоительных ласк красивого юноши. И она кокетливо встретила отца и низко поклонилась ему и поцеловала его руки.
Но отец, увидев радость своей дочери, сказал ей:
— О бесстыдница, как ты смеешь показывать мне такое радостное лицо после того, как ты спала с этим отвратительным горбуном?
При этих словах Сетт эль-Госн лукаво улыбнулась и сказала: