Тысяча и одна ночь. В 12 томах

После кратковременного отдыха он поспешил представиться султану Басры, который принял его очень милостиво и любезно осведомился о цели его приезда в Басру. И Шамзеддин рассказал ему всю историю и сообщил ему, что он родной брат его бывшего визиря Нуреддина.

И, услышав имя Нуреддина, султан сказал:

— Да будет с ним милость Аллаха! — и потом добавил: — Да, друг мой, Нуреддин был действительно моим визирем, и я очень любил его, и он действительно умер пятнадцать лет тому назад! И после него действительно остался сын, Гассан Бадреддин, который был моим любимцем и который внезапно исчез. И с тех пор мы ничего не слышали о нем. Однако здесь, в Басре, живет его мать, жена твоего брата Нуреддина, дочь моего старого визиря, предшественника Нуреддина.

Узнав об этом, Шамзеддин исполнился радости и сказал султану:

— О царь времен, мне хотелось бы видеть мою невестку!

И султан дал ему свое разрешение на это.

Тогда Шамзеддин отправился к дому своего покойного брата Нуреддина, осведомившись о том, где находится этот дом, и он не переставал думать о своем брате Нуреддине, который умер вдали от него, скорбя о том, что не мог обнять своего брата перед смертью. И когда он прибыл к дому брата, он горько заплакал и произнес следующие строки:

О, если б мог вернуться я в жилище
Ночей минувших! Если бы я мог
Поцеловать его родные стены!
Но не любовь к тем стенам дорогим
Мое так сердце больно поразила,
А лишь любовь к тому, кто в них живет!

И он вошел через большие ворота в обширный двор, в глубине которого возвышался прекрасный дом. Входная дверь этого дома была настоящим чудом — вся из гранита, оживленного мрамором всевозможных цветов. И на этой двери, на великолепном мраморе, он увидел имя Нуреддина, вырезанное золотыми буквами. Тогда он поклонился, поцеловал это имя и предался печали и слезам и произнес следующие стихи:

Когда восходит рано утром солнце,
Я о тебе спешу его спросить,
И каждый вечер молнии блестящей
Я предлагаю этот же вопрос!
Когда я сплю — да, если даже сплю, —
Желанья жало, тяжкий гнет желанья,
Желания зубчатая пила
Меня терзает, не дает покоя!
И никогда не жалуюсь ему я.
О нежный друг, не удлиняй разлуки!
Мое разбилось сердце на куски,
Разбилось вдребезги от тягости разлуки!
Как будет счастлив несравненный день,
День благодатный нашего свиданья!
Но не подумай, что наполнить мог
Я без тебя свой ум иной любовью:
Нет места в сердце для второй любви!

Потом он вошел в дом и прошел через все покои и наконец дошел до комнаты, удаленной от других комнат, в которой жила его невестка, мать Гассана Бадреддина из Басры.

С тех пор как скрылся сын ее Гассан Бадреддин, она удалилась в эту комнату, проводя дни и ночи в слезах и рыданиях. И посередине этой комнаты она воздвигла маленькое сооружение наподобие храма, изображавшее могилу ее бедного дитяти, которого она считала умершим. Тут она проводила все дни и ночи в слезах и молитве, и, когда печаль доводила ее до изнурения, она склоняла голову на могилу сына и засыпала.

Когда Шамзеддин подошел к двери этой комнаты, он услыхал голос своей невестки, и этот печальный голос произносил следующие стихи:

Тебя Аллахом я молю, гробница,
Скажи, исчезла ль друга красота
И совершенства все его бесследно?!
Ужель навек померк отрадный блеск
Такой красы?.. Скажи мне, о гробница:
Ведь ты не сад волшебных наслаждений,
Ведь ты не неба лучезарный свод,
Так отчего ж во тьме твоей я вижу,
Как ветвь цветет и как блестит луна?

Тогда визирь Шамзеддин вошел в комнату и с глубочайшим почтением поклонился своей невестке. И он сообщил ей, что он брат Нуреддина, ее мужа, и рассказал ей всю историю: как сын ее Гассан проспал ночь с его дочерью Сетт эль-Госн, и как он на другой день исчез, и как Сетт эль-Госн с этой самой ночи забеременела и родила Аджиба. Потом он добавил:

— Аджиб тут со мной! И ты должна считать его своим сыном, потому что он рожден моей дочерью от твоего сына!