Читаем Тысяча осеней Якоба де Зута полностью

Капли крови в тазике медленно собираются лужицей. Чтобы отвлечься, Пенхалигон думает об обеде.

* * *

– Платные осведомители, – утверждает лейтенант Ховелл после того, как пьяненького Даниэля Сниткера препровождают в каюту, отсыпаться после обильного обеда, – скармливают своим покровителям именно то блюдо, которого тем хочется.

Корабль содрогается, и подвесные фонари, раскачиваясь, описывают круги под потолком.

– Когда мой отец был послом в Гааге, он ценил донесение одного добровольного осведомителя, работающего не за страх, а за совесть, выше показаний десятка шпионов, работающих ради выгоды. Я не хочу сказать, что Сниткер ipso facto[23] нас обманывает, но не следует принимать на веру все его «разведывательные данные», а особенно – радужные предсказания, будто бы японцы и не пикнут, наблюдая, как мы захватываем имущество их давних союзников.

По кивку Пенхалигона Чигвин и Джонс начинают убирать со стола.

– Войны европейцев, – майор Катлип, лишь на полтона уступающий цветом лица своему алому мундиру, тщательно обгладывает куриную ножку, – не должны касаться чертовых азиатов!

– Быть может, майор, – отвечает Ховелл, – чертовы азиаты не разделяют такую точку зрения.

– Так надо их проучить, – фыркает Катлип, – чтобы разделяли!

– Предположим, у королевства Сиам имеется фактория, скажем в Бристоле…

Катлип с торжествующей улыбкой косится на второго лейтенанта Рена.

– …в Бристоле, – продолжает Ховелл, – и они себе торгуют в течение полутора столетий, и вдруг в один прекрасный день появляется китайская военная джонка – не говоря худого слова, захватывает имущество наших союзников и объявляет Лондону, что отныне они займут место сиамцев. Согласился бы мистер Питт на такие условия?

– Когда в следующий раз недоброжелатели мистера Ховелла, – говорит Рен, – будут сочинять пасквили, обвиняя его в отсутствии чувства юмора…

Пенхалигон нечаянно опрокидывает солонку и сейчас же бросает щепотку соли через плечо.

– …я мигом их опровергну, напомнив о его выдуманной сиамской фактории в Бристоле!

– Сравнение вполне уместно, – возражает Ховелл. – Тут речь идет о суверенитете.

Катлип размахивает куриной ножкой:

– Если восемь лет в Новом Южном Уэльсе чему-нибудь меня научили, так это тому, что привычные нам понятия, такие как «суверенитет», «право», «собственность», «закон» и «дипломатия», для белых значат одно, а для отсталых народов – совсем другое. Бедняга Филлип в Сиднейской бухте из кожи вон лез, старался «вести переговоры» с местным черномазым сбродом. Разве его прекраснодушные идеалы помешали этим ленивым мерзавцам воровать наши припасы, как будто так и надо? – Катлип сплевывает в плевательницу. – Законы в колониях устанавливают англичане с красной кровью в жилах и с мушкетами в руках, а не какая-то там трусливая «дипломатия». И в Нагасаки тоже победу вырвут двадцать четыре пушки и сорок хорошо обученных морских пехотинцев. Остается надеяться, – он подмигивает Рену, – что очаровательная китаяночка, что делила с первым лейтенантом постель в Бенгалии, не добавила к его безупречной белизне желтоватого оттенка, э?

«Да что этому Корпусу морской пехоты все неймется?» – мысленно стонет Пенхалигон.

Бутылка соскальзывает со стола прямо в проворные руки третьего лейтенанта Тальбота.

– Ваше замечание, – убийственно спокойным тоном произносит Ховелл, – ставит под сомнение мое мужество офицера военно-морского флота или мою верность королю?

– Ну-ну, Роберт, Катлип вас хорошо знает. – «Бывают моменты, – думает Пенхалигон, – когда я не столько капитан, сколько гувернантка». – Он не подразумевал ни того ни другого, а просто… просто…

– По-дружески подначивал, – подсказывает лейтенант Рен.

– Шутка, не более того! – восклицает Катлип, лучась обаянием. – Дружеская подначка…

– Остроумно, однако без малейшей злобы, – уверяет Рен.

– …И я, безусловно, извиняюсь, – прибавляет Катлип, – если нечаянно вас задел.

«Когда извиняются так легко, – думает Пенхалигон, – грош цена таким извинениям».

– Майору Катлипу следовало бы повнимательней обращаться со своим остроумием, – замечает Ховелл. – Как бы не порезаться.

– Мистер Тальбот, – спрашивает Пенхалигон, – вы намерены тайно умыкнуть эту бутылку?

В первое мгновение Тальбот принимает упрек всерьез, но потом с облегчением улыбается и разливает вино по бокалам. Пенхалигон приказывает Чигвину принести еще пару бутылок шамболь-мюзиньи. Стюард несколько удивлен такой запоздалой щедростью, но исправно выполняет приказание.

– Будь наша единственная задача в Нагасаки – отнять добро у голландской компании, – Пенхалигон чувствует, что необходимо поставить точку в споре, – мы могли бы действовать прямолинейно, как советует майор. Однако имеется еще и приказ добиться заключения договора с японцами. Тут нужно быть не только воинами, но и дипломатами.

Катлип ковыряет в волосатом носу.

– Пушки – вот лучшие дипломаты, капитан.

Ховелл похлопывает себя по губам.

– Этих туземцев воинственностью не удивишь.

– Разве мы мягкостью покорили индейцев? – Рен откидывается на спинку стула. – Разве голландцы подчинили себе яванцев, принеся им в дар эдамский сыр?

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги