Тысяча осеней Якоба де Зута

– Он говорит, сэр: «Зачем еще вы бы наняли Сниткера в проводники?»

«Он не новичок в этой игре, – думает Пенхалигон, – но и я тоже».

– Скажите ему, мы ищем человека, имеющего опыт общения с японцами, чтобы он выступал нашим представителем.

Ван Клеф выслушивает, кивает, размешивает сахар в кофе и говорит:

– Nein.

– Спросите, слыхал ли он о меморандуме, который их монарх-в-изгнании подписал в Кью и в котором приказывал всем служащим голландских заморских владений передать имущество своей страны на хранение британцам?

Ван Клеф выслушивает, кивает, встает и, задрав рубашку, показывает глубокий и широкий шрам.

Затем садится, раздирает пополам булочку и что-то спокойно объясняет Ховеллу.

– Мистер ван Клеф говорит, что получил эту рану от рук шотландских и швейцарских наемников, которым платил тот самый монарх-в-изгнании. Говорит, они залили кипящее масло его отцу в горло. От имени Батавской республики он предлагает нам оставить себе «тирана с безвольным подбородком», равно как и «британское хранение», и утверждает, что меморандум из Кью годится для подтирки в нужнике и ни для чего больше.

– Очевидно, сэр, – заявляет Рен, – перед нами закоренелый якобинец.

– Скажите ему, что мы предпочли бы добиться своих целей дипломатическим путем, однако…

Ван Клеф нюхает кислую капусту и отшатывается, словно от запаха серы.

– …если такой подход не принесет результата, мы захватим факторию силой, и потерянные при этом жизни японцев и голландцев будут на его совести.

Ван Клеф допивает кофе, поворачивается к Пенхалигону и требует, чтобы Ховелл переводил его ответ фразу за фразой, чтобы ничего не упустить.

– Он говорит, капитан: что бы нам ни наплел Сниткер, Дэдзима – суверенная японская территория и дана Компании во временное пользование. Это не голландское владение.

– Он говорит, что, если мы на нее нападем, японцы будут обороняться.

– Он говорит, что наши морские пехотинцы успеют сделать хорошо если по одному выстрелу, прежде чем их зарубят.

– Он заклинает нас, сэр, пожалеть своих родных и не губить зря свою жизнь.

– Рассчитывает запугать, – комментирует Катлип.

– Скорее, набивает цену, – предполагает Пенхалигон.

Между тем ван Клеф произносит еще одну реплику, ясно показывая своим тоном, что разговор окончен, и встает.

– Он благодарит вас за завтрак, сэр, и говорит, что Мельхиор ван Клеф не продается никаким монархам. А вот Петер Фишер будет более чем рад обсудить с вами условия.

– Уважать жителей Пруссии, – говорит Пенхалигон, – я начал еще в бытность мою мичманом…

Ховелл переводит. Петер Фишер кивает, не вполне веря в такую внезапную благосклонность фортуны.

– На Его Величества корабле «Смелый» был один лейтенант из Брауншвейга, по имени Плешнер…

Фишер поправляет произношение – «Плеснер» – и что-то добавляет.

– Управляющий Фишер тоже родом из Брауншвейга, – переводит Ховелл.

– Да неужели? – притворно удивляется Пенхалигон. – Из Брауншвейга?

Петер Фишер кивает, говорит «ja, ja» и одним глотком приканчивает пиво.

Пенхалигон взглядом приказывает Чигвину налить еще и следить за тем, чтобы кружка пруссака не пустовала.

– Мистер Плеснер был человек твердый и справедливый, превосходный моряк, храбрый, находчивый…

Задумчивое выражение Фишера ясно говорит: «Как того и следовало ожидать».

– …и я безмерно рад, – продолжает капитан, – что первым британским консулом в Нагасаки станет джентльмен немецкой закалки.

Фишер приветственно взмахивает кружкой и задает вопрос Ховеллу.

– Он спрашивает, сэр, какое место занимает в наших планах на будущее мистер Сниткер.

Пенхалигон трагически вздыхает, думая про себя: «Мне хоть сейчас на подмостки Друри-Лейн», – а вслух отвечает:

– Я буду с вами откровенен, консул Фишер…

Ховелл переводит начало фразы, и Фишер подается вперед.

– Буду с вами откровенен: Даниэль Сниткер нас разочаровал так же сильно, как и мистер ван Клеф.

Пруссак кивает с видом собрата-заговорщика.

– Голландцы любят громкие слова, а в деле – уксус пополам с мочой.

Ховелл не без труда переводит идиому и в ответ получает целую вереницу «ja-ja-ja».

– Они застряли в своем Золотом веке и не хотят замечать, что мир меняется.

– Это… waarheid. – Фишер оборачивается к Ховеллу. – Как сказать waarheid?

– «Правда», – отвечает Ховелл.

Пенхалигон, стараясь поудобнее пристроить ногу, продолжает свою речь.

– Поэтому и Объединенная Ост-Индская компания рухнула, и хваленая Голландская республика, похоже, скоро вслед за Польшей отправится на свалку истории. Британской короне нужны не Сниткеры, а Фишеры: люди с талантом, с широкими взглядами…

У Фишера ноздри раздуваются, как будто он жадно принюхивается к будущей власти и богатству.

– …и высоконравственные. Словом, нам нужны посланники, а не продажные торговцы.

Фишер завершает свое превращение из заложника в полномочного посла долгим и нудным рассказом о недостатках голландцев, который Ховелл в переводе сокращает.

– Консул Фишер говорит, в прошлом году при пожаре выгорела четверть Дэдзимы, ближе к Морским воротам. Сгорели два самых больших голландских пакгауза, а ван Клеф и Сниткер в это время развлекались в борделе за счет Компании.