Тысяча осеней Якоба де Зута

– Градоправитель или даймё должен захватить иностранцев в плен, ваше превосходительство, и задержать до получения приказов из Эдо.

«Захватить военный корабль в полном вооружении, – думает Сирояма, – силами шестидесяти семи человек?»

В этом зале градоправителю доводилось выносить приговор контрабандистам, разбойникам, насильникам…

…убийцам, карманникам и тайным христианам с островов Гото.

А теперь Судьба гнусавым голосом камергера приговорила его самого.

«Сёгун посадит меня в тюрьму за вопиющее пренебрежение своими прямыми обязанностями».

Его семью в Эдо лишат имени и самурайского ранга.

«Кавасэми, бесценная моя Кавасэми, должна будет вернуться к работе в чайных домах…»

Его сын, его чудесный мальчик, будет зарабатывать на жизнь, прислуживая сводникам.

«Если только я не признаю свою вину и не спасу честь семьи…»

Он обводит взглядом советников, но никто из них не решается посмотреть в глаза осужденному.

«…распоров себе живот, прежде чем из Эдо придет приказ о моем аресте».

Сзади раздается негромкое покашливание.

– Позволено ли мне будет сказать, градоправитель?

– Хорошо бы кто-нибудь что-нибудь сказал, господин настоятель.

– Княжество Кёга – скорее духовная твердыня, нежели военная, но зато она совсем близко. Если я сейчас же отправлю гонца, смогу за три дня призвать в Нагасаки двести пятьдесят человек из Касимы и Исахаи.

«Этот удивительный человек, – думает Сирояма, – неразрывно связан с моей жизнью и моей смертью».

– Призовите их, господин настоятель, именем сёгуна.

Перед градоправителем забрезжил проблеск надежды. «Если я захвачу враждебный иностранный корабль, такой подвиг, может быть – может быть! – затмит менее значительный проступок».

Он оборачивается к приставу:

– Отправьте всадников к даймё Хидзэна, Тикуго и Хиго с приказом от имени сёгуна, чтобы срочно выслали по пятьсот вооруженных воинов. Никаких проволочек, никаких отговорок. Империя находится в состоянии войны.

XXXIV. Каюта капитана Пенхалигона на корабле Его Величества «Феб» На рассвете, 19 октября 1800 г.

Джону Пенхалигону снятся заплесневелые занавеси и лунные леса, а проснувшись, он видит возле кровати сына.

– Тристингл, милый мой мальчик! Такие ужасные сны мне снились… Приснилось, будто бы ты погиб на «Бленхейме» и… – Пенхалигон вздыхает. – И будто я даже забыл твое лицо. Волосы только помнил…

– Мои волосы не забудешь, па, – улыбается красивый мальчишка. – Эту неопалимую купину!

– Во сне мне иногда снилось, что ты все еще жив. Просыпаться было… так горько.

– Да ну! – Он смеется, совсем как смеялась Мередит. – Разве это рука призрака?

Джон Пенхалигон сжимает теплую руку сына и тут замечает капитанские эполеты.

– Отец, мой «Фаэтон» прислали на подмогу твоему «Фебу». Вместе мы расколем этот орешек!

– Линейные корабли загребают себе всю славу, – сказал бы наставник Пенхалигона, капитан Голдинг, – но трофеи достаются фрегатам!

– Никакой трофей не сравнится с гаванями и рынками Востока, – соглашается Тристрам.

– Кровяная колбаса, яичница и гренки – буду, мой мальчик, отлично!

«Почему я отвечаю на незаданный вопрос?» – удивляется Пенхалигон.

– Я скажу Джонсу. – Тристрам идет к двери. – Заодно принесу свежий номер лондонской «Таймс».

Пенхалигон слушает, как позвякивают вилки и тарелки…

…и долгие годы напрасного горя сползают с него, словно змеиная кожа.

«Как Тристрам собирается добыть свежий номер „Таймс“ в заливе Нагасаки?» – недоумевает он.

От изножья кровати на него злокозненно смотрит кошка; или, может, летучая мышь…

Зверь с глухим сипеньем разевает пасть, полную острых иголок.

«Хочет укусить», – думает Пенхалигон, и эта мысль – словно сигнал дьяволу выйти на сцену.

Правую ногу прошивает адская боль; крик «А-а-а-а-а-а-а!» вырывается, подобно струе пара.

Совершенно проснувшийся, в тесной темноте, отец убитого Тристрама стискивает зубы, обрывая крик.

Звяканье вилок и тарелок смолкает. К двери каюты приближаются быстрые встревоженные шаги.

Голос Чигвина спрашивает:

– У вас все в порядке, сэр?

– Все хорошо, – сквозь комок в горле отвечает капитан. – Кошмар приключился, только и всего.

– Со мной такое тоже бывает, сэр. Завтрак подадут к первой склянке.

– Очень хорошо, Чигвин. Погоди-ка! Туземные лодки все еще кружат возле нас?

– Только две сторожевые лодки, сэр, но за ними следили всю ночь, они ни разу не подошли ближе чем на двести ярдов, иначе я бы вас разбудил. А кроме них, ничего крупнее утки в заливе не видно. Мы всех распугали.

– Возвращайся к работе, Чигвин. Я скоро встану.

Однако стоит ему пошевелиться, распухшую ногу словно полосуют острые шипы.

– Чигвин, пригласи, пожалуйста, доктора Нэша ко мне зайти. Подагра немного беспокоит.

Доктор Нэш осматривает лодыжку – она раздулась почти вдвое.

– Похоже, капитан, стипль-чез и мазурка для вас остались в прошлом. Позволите рекомендовать вам трость? Легче будет ходить. Я скажу Рафферти, он принесет.

«Калека с тростью, – тоскливо думает Пенхалигон. – В сорок два года».

Над головой по палубе топочут молодые резвые ноги.