– Позорное пренебрежение обязанностями! – объявляет Рен – большой знаток публичных домов.
– Вопиющая распущенность, – соглашается Катлип, его обычный спутник в подобных вылазках.
Бьют семь склянок, и консул Фишер делится с Ховеллом новой идеей.
– Он говорит, капитан, пока ван Клефа нет на Дэдзиме, он, мистер Фишер, становится исполняющим обязанности управляющего, и все на фактории обязаны ему подчиняться. Не выполнить его приказ – весьма серьезное преступление.
«Дай-то бог, чтобы его способность убеждать равнялась его самоуверенности», – думает капитан.
– Сниткер получит гонорар лоцмана за то, что привел нас сюда, и бесплатный проезд до Бенгалии, но в гамаке, не в каюте.
Фишер кивает, как бы соглашаясь: «Это ему в самый раз будет», – и высказывает некую сентенцию.
– Он говорит, – переводит Ховелл, – наш сегодняшний договор составил сам Всевышний.
Пруссак подносит к губам кружку и обнаруживает, что она пуста.
Капитан, глядя на Чигвина, чуть заметно качает головой.
– Всевышний, – улыбается Пенхалигон, – и флот Его Величества, для которого консул Фишер возьмется выполнить следующее… – Пенхалигон берет в руки «Протокол о намерениях». – Параграф первый: консул Фишер должен заручиться согласием служащих Дэдзимы перейти под покровительство Британии.
Ховелл переводит. Майор Катлип катает по блюдечку сваренное вкрутую яйцо.
– Параграф второй: консул Фишер должен выступить посредником на переговорах с городской управой Нагасаки для заключения договора о дружбе и взаимовыгодной торговле между Британской короной и сёгуном Японии. Ежегодные торговые сезоны должны начаться с июня тысяча восемьсот первого года.
Ховелл переводит. Катлип отколупывает кусочки скорлупы от плотного белка.
– Параграф третий: консул Фишер должен поспособствовать перемещению принадлежащей голландцам меди на Его Величества фрегат «Феб» и проведению в ограниченных пределах частных торговых сделок между матросами и офицерами «Феба» и японскими купцами.
Ховелл переводит. Катлип кусает мягкий рассыпчатый желток.
– В качестве вознаграждения за эти услуги консул Фишер получит одну десятую часть прибыли от Британской фактории на Дэдзиме за первые три года своей службы. Данное соглашение может быть возобновлено в тысяча восемьсот втором году при условии согласия обеих сторон.
Пока Ховелл переводит заключительный пункт, капитан подписывает протокол.
Затем передает перо Фишеру. Фишер на миг замирает.
«Он чувствует на себе свой собственный взгляд из будущего», – догадывается Пенхалигон.
– Вернетесь в Брауншвейг богатым как герцог, – уверяет Рен.
Ховелл переводит. Фишер, улыбаясь, подписывает. Катлип посыпает надкусанное яйцо солью.
Поскольку сегодня воскресенье, в восемь склянок вся команда собирается на богослужение. Офицеры и морские пехотинцы стоят под навесом, натянутым между грот-мачтой и бизань-мачтой. Матросы-христиане должны явиться в своей лучшей одежде. Евреи, мусульмане, азиаты и прочие язычники могут не участвовать в молитве и пении гимнов, но они часто наблюдают издалека. Ван Клеф заперт в кладовке с парусиной, чтобы не набезобразничал. Даниэль Сниткер стоит с низшими офицерскими чинами, а Петер Фишер – между капитаном Пенхалигоном, остро сознающим, что его трость наверняка уже вовсю обсуждают, и лейтенантом Ховеллом, у которого вновь назначенный консул одолжил свежую рубашку. Капеллан Уайли, жилистый уроженец Кента с трубным голосом, читает из потрепанной Библии, стоя на импровизированной кафедре возле штурвала. Читает медленно, с паузами, чтобы необразованные слушатели могли продумать и переварить каждый стих. В это время мысли капитана убредают куда-то в сторону.
– «На другой день, по причине сильного обуревания…»
Пенхалигон пробует наступить на правую ногу; снадобье Нэша притупляет боль.
– «…начали выбрасывать груз, а на третий…»
Капитан замечает японскую сторожевую лодку – та пока держится на расстоянии.
– «…мы своими руками побросали с корабля снасти».
Матросы изумленно охают и начинают слушать внимательнее.
– «Но как многие дни не видно было ни солнца, ни звезд…»
Обычно корабельный капеллан бывает или слишком кротким для своей буйной паствы…
– «…и продолжалась немалая буря, то наконец исчезла всякая надежда…»
…или столь рьяным, что моряки начинают его презирать или даже глумиться над ним.
– «…к нашему спасению. И как долго не ели, то Павел, став посреди них…»
Капеллан Уайли, сын сборщика устриц из Уитстабла, – приятное исключение.
– «…сказал: мужи! надлежало послушаться меня…»
Те из моряков, кто видел Средиземное море в зимнюю погоду, сочувственно кивают, что-то бормоча себе под нос.
– «…и не отходить от Крита, чем и избежали бы сих затруднений и вреда».
Уайли обучает матросов чтению, письму и арифметике, а за неграмотных пишет письма домой.
– «Теперь же убеждаю вас ободриться…»
У капеллана имеется также и корыстная жилка, и пятьдесят штук бенгальского ситца в трюме.
– «…потому что ни одна душа из вас не погибнет, а только корабль. Ибо ангел Бога, Которому принадлежу я и Которому служу…»