Тысяча осеней Якоба де Зута

А что лучше всего, Уайли всегда выбирает для проповеди тексты, связанные с морем, и излагает их весьма сжато.

– «…явился мне в эту ночь и сказал…»

Пенхалигон обводит взглядом ряды своих фебусианцев.

– «…Не бойся, Павел! и вот, Бог даровал тебе всех плывущих с тобою».

Среди матросов – уроженцы Корнуолла, Бристоля, острова Мэн, Гебридских островов…

– «Около полуночи корабельщики стали догадываться, что приближаются к какой-то земле…»

Четверо с Фарерских островов, несколько янки из Коннектикута.

– «…и, вымерив глубину, нашли двадцать сажен; потом на небольшом расстоянии…»

Освобожденные рабы из района Карибского моря, вежливый татарин, еврей из Гибралтара.

– «…вымерив опять, нашли пятнадцать сажен…»

Пенхалигон задумывается о том, как естественно суша делится на страны и народы.

– «…опасаясь, чтобы не попасть на каменистые места…»

Однако море размывает человеческие границы, думает капитан.

– «…бросили с кормы четыре якоря и ожидали дня».

Он смотрит на метисов и дублонов, рожденных от европейцев…

– «Когда же корабельщики хотели бежать с корабля…»

…местными женщинами – рабынями или девушками, которых родные отцы продают за железные гвозди…

– «…Павел сказал: если они не останутся на корабле, то вы не можете спастись».

Пенхалигон замечает среди прочих полукровку Хартлпула, вспоминает свои юношеские похождения и гадает, не осталось ли от них сына с кофейной кожей и миндалевидными глазами, сына, который тоже услышал голос моря, и последовал ему, и думает думы не ведающих отца. Он хочет, чтобы было так, вспоминая сегодняшний сон.

– «Тогда воины отсекли веревки у лодки, и она упала».

Матросы дружно ахают.

– С ума сошли! – вскрикивает кто-то.

– Чтоб дезертирства не было, – рассудительно откликается другой голос.

– Слушайте капеллана! – кричит Рен.

Но Уайли уже закрыл Библию.

– Да, вот так. Шторм ревет, смерть почти неминуема, а Павел говорит: «Сбежите с корабля – все утонете. Останетесь со мной – выживете». Поверили бы вы ему? А я – поверил бы? – Капеллан хмыкает, пожимая плечами. – Это же не апостол Павел с нимбом над головой говорит. Это говорит заключенный в цепях, еретик с каких-то глухих задворок Римской империи. Однако он убедил охрану перерезать веревки у шлюпок, и в Книге Деяний святых апостолов сказано, что милостью Божией двести семьдесят шесть человек были спасены. Почему этот сброд из киприотов, ливанцев и палестинцев прислушался к Павлу? Что подействовало – его голос, лицо или… что-то еще? Эх, знал бы я этот секрет, был бы архиепископом! Но нет, я застрял тут с вами.

Среди матросов смех.

– Ребята, я не стану утверждать, будто Вера всех спасает от гибели в море – это было бы враньем, ведь столько глубоко верующих христиан утонули при кораблекрушениях. Но я вам клянусь в одном: Вера спасет вашу душу от гибели. Без Веры – утонете, и все, на том конец. Кто в здравом уме не испугается такого? Но если есть Вера, смерть – всего лишь конец путешествия, которое мы зовем жизнью, и начало другого, вечного странствия вместе с нашими любимыми, без горя и скорби, и капитаном в этом плавании будет Создатель…

Поскрипывают снасти – солнце, все выше поднимаясь в небо, высушивает утреннюю росу.

– Вот и все, что я хотел вам сказать в это воскресенье. А у нашего капитана тоже есть для вас несколько слов.

Пенхалигон выходит вперед, тяжело опираясь на трость:

– Так, молодцы, в Нагасаки не оказалось жирного голландского гуся, который только и дожидается, чтобы его ощипали. Вы разочарованы, ваши командиры разочарованы, и я тоже разочарован. – Капитан говорит медленно, чтобы его речь успевали перевести на другие языки. – Утешайтесь мыслями обо всех французских трофеях, какие мы соберем на долгом обратном пути в Плимут.

Кричат бакланы. Плещут весла японских сторожевых лодок.

– Наша задача – привести девятнадцатый век на эти непросвещенные берега. Говоря «девятнадцатый век», я подразумеваю британский девятнадцатый век; не французский, не российский, не голландский. Станем ли мы от этого богаче? Нет. Станет ли наш «Феб» самым знаменитым кораблем в Японии и всеобщим любимцем на родине? Да! Это не такое наследство, которое можно промотать в ближайшем порту. Это наследство невозможно растратить, его невозможно украсть.

«Матросы предпочли бы звонкую монету памяти потомков, – думает Пенхалигон, – но, по крайней мере, они слушают».

– И последнее перед тем, как перейти к гимну – и как раз о гимне. В Нагасаки в последний раз слышали гимны, когда местных христиан за истинную веру сбрасывали с утеса, мимо которого мы проходили вчера. Так покажем здешнему градоправителю в этот исторический день, что британцы, в отличие от голландцев, никогда не станут ради выгоды топтать образ Спасителя. Поэтому давайте споем не как школьный хор, ребята. Грянем, как воины! И раз, и два, и три…

XXXV. Морской зал в резиденции управляющего факторией на Дэдзиме Утро, 19 октября 1800 г.

– Те, кто спешат к нему толпой, толкуя о грядущих бедах…