Тысяча осеней Якоба де Зута

– Нет-нет, я восхищаюсь вашей хитростью! Самый простой способ управлять людьми – дать им видимость свободы воли. Вы, конечно, – Фишер ощупывает подкладку своей шляпы, – не станете расстраивать наших желтолицых друзей разговорами о президентах и так далее? Сирояма захочет побеседовать с помощником управляющего, а не с кем-нибудь другим.

– Вы решились передать ему предложение Пенхалигона?

– Надо быть дураком и мерзавцем, чтобы этого не сделать. У нас с вами, де Зут, есть мелкие дружеские разногласия, но я знаю, вы не мерзавец. И не дурак.

– Видимо, все это дело полностью в ваших руках, – уклончиво отвечает Якоб.

– Да. – Фишер принимает его покорность за чистую монету. – Само собой.

Они смотрят поверх стен и крыш на залив далеко внизу.

– При англичанах, – говорит Фишер, – у меня будет больше влияния…

«Это называется – делить шкуру неубитого медведя», – думает Якоб.

– И я тогда припомню и старых друзей, и старых врагов.

Мимо проходит камергер Томинэ, взглядом приветствуя Якоба.

Он сворачивает влево, через неприметную дверь с изображением хризантемы.

– Такие лица, – замечает Фишер, – подошли бы химерам на карнизах собора.

Появляется сурового вида чиновник. Он что-то говорит Кобаяси и Ёнэкидзу.

– Де Зут, вы понимаете, о чем они говорят? – спрашивает Фишер.

Они обмениваются официальными фразами, и Якоб кое-как разбирает, что градоправителю нездоровится. Помощника управляющего Фишера приглашают побеседовать с советниками высшего ранга в Зале шестидесяти циновок. Через несколько мгновений то же самое излагает переводчик Кобаяси.

– Я согласен, – заявляет Фишер и говорит Якобу: – Восточные сатрапы существуют только для видимости. Они понятия не имеют об истинной политической обстановке. Лучше говорить непосредственно с кукловодами.

Суровый чиновник добавляет, что из-за суматохи, вызванной появлением английского корабля, будет лучше выслушать одного голландца, а не двух. Начальник канцелярии может подождать в другом помещении, где потише.

Фишер доволен вдвойне.

– Весьма логично! А начальник канцелярии де Зут, – он хлопает голландца по плечу, – пусть пока напьется шпинатной водички, сколько душа пожелает!

XXXVI. Зал Последней хризантемы в городской управе Час Быка, третий день Девятого месяца

– Добрый день, господин градоправитель.

Якоб опускается на колени и кланяется, затем кивает переводчику Ивасэ, камергеру Томинэ и двум писцам в углу.

– Добрый день, исполняющий обязанности управляющего, – отвечает градоправитель. – Сейчас Ивасэ к нам присоединится.

– Мне понадобятся его таланты. Вам уже лучше, Ивасэ-сан?

– Это был не перелом, всего лишь трещина. – Ивасэ похлопывает себя по груди. – Спасибо.

Де Зут обращает внимание на доску для игры в го – там расставлены фишки отложенной партии с Эномото.

– В Голландии знают эту игру? – спрашивает градоправитель.

– Нет. Переводчик Огава научил меня… – он спрашивает слово у Ивасэ, – основам игры, когда я только приехал на Дэдзиму. Мы намеревались продолжить после окончания торгового сезона… Но случились печальные события…

Воркуют голуби – приятный звук в этот наполненный страхом день.

Возле пруда садовник разравнивает граблями мелкие белые камешки.

– Не совсем по правилам, – Сирояма переходит к делу, – совещаться в этой комнате, но когда все советники, мудрецы и прорицатели Нагасаки столпились в Зале шестидесяти циновок, он превращается в Зал шести циновок и шестисот голосов. Невозможно думать.

– Помощник управляющего Фишер будет в восторге от сегодняшней аудиенции.

Сирояма замечает, что Якоб вежливо отделяет себя от Фишера.

– Итак, первое. – Он кивает писцам, чтобы начинали записывать. – Название военного корабля – «Фиба». Наши переводчики не знают этого слова.

– «Феб» – не голландское слово. Это греческое имя, ваше превосходительство. Феб – у греков бог солнца. Его сына звали Фаэтон.

Де Зут помогает писцам записать незнакомое слово.

– Фаэтон хвастался своим знаменитым отцом, но его друзья сказали: «Твоя мать только говорит, что твой отец – бог-солнце, на самом деле у нее нет мужа». Фаэтон очень огорчился, и отец пообещал помочь ему доказать, что он истинный сын неба. Фаэтон попросил: «Позволь мне проехать по небу на солнечной колеснице».

Де Зут делает паузу для удобства писцов.

– Феб отговаривал сына. «Лошади непокорные, – говорил он, – и колесница едет слишком высоко. Попроси о чем-нибудь другом». Но Фаэтон стоял на своем. В конце концов Феб согласился – обещание есть обещание, даже в мифах; особенно в мифах. На следующий день на рассвете колесница поднялась в небо. Колесницей правил Фаэтон. Слишком поздно он пожалел о своем упрямстве. Лошади и вправду были непокорные. Сперва колесница поднялась так высоко, что все реки и водопады на Земле замерзли и превратились в лед. Тогда Фаэтон стал править ближе к Земле, но он спустился слишком низко и опалил Африку, так что кожа у эфиопов почернела и загорелись города древнего мира. В конце концов пришлось вмешаться Зевсу, небесному царю.