Тысяча осеней Якоба де Зута

Пока Фишер отвечает, Ховелл делает заметки, а Пенхалигон вслушивается в интонации. Голландские фразы звучат гладко, словно отрепетированные.

– Итак, сэр, в соответствии с приказом консул Фишер провел день в переговорах с голландцами на Дэдзиме и с японскими чиновниками в городской управе. Он напоминает нам, что не в один день Рим строился, но считает, что успешно заложил фундамент британской Дэдзимы.

– Приятно слышать. «Британская Дэдзима» – удачное выражение.

Джонс приносит лампу на медной подставке, Чигвин – пиво и кружки.

– Начнем с Дэдзимы: они, в принципе, согласны сотрудничать?

Ховелл переводит ответ Фишера:

– Дэдзима все равно что наша.

«Вот это „все равно что“, – думает капитан, – первая тревожная нота».

– Они признают законную силу меморандума из Кью?

Ответ насколько затягивается, что у Пенхалигона появляются серьезные сомнения по поводу «фундамента». Фишер все говорит и говорит, и Ховелл снова делает заметки.

– Консул Фишер сообщает, что известие о падении Объединенной Ост-Индской компании поразило и голландцев, и японцев. Голландцы даже не хотели верить, пока не увидели газету. Он воспользовался общим смятением и представил «Феб» как единственную надежду для голландцев вернуться домой с прибылью. Правда, один несогласный, какой-то писарь по имени…

Ховелл переспрашивает, и Фишер брезгливо повторяет имя.

– …Якоб де Зут назвал британцев «тараканами Европы» и поклялся, что своими руками зарубит всех «гнусных перебежчиков». Мистер Фишер, возмущенный такими речами, вызвал его на дуэль. Де Зут струсил и пошел на попятный.

Фишер утирает рот и добавляет еще несколько слов.

Ховелл переводит:

– Де Зут был прихвостнем управляющего Ворстенбоса, так же как и бывшего управляющего ван Клефа. Он обвиняет вас, утверждая, будто ван Клеф убит вами. Консул Фишер советует забрать его с Дэдзимы и заковать в цепи.

«Сводит старые счеты. – Пенхалигон кивает. – Этого следовало ожидать».

– Прекрасно.

Далее пруссак выкладывает на стол запечатанный конверт и шкатулку с узором в мелкую клеточку, при этом что-то пространно объясняя.

– Мистер Фишер говорит, сэр, что точности ради считал себя обязанным рассказать вам о возражениях де Зута, но уверяет, что писарь полностью обезврежен. Пока мистер Фишер был на берегу, его посетил тамошний врач, доктор Маринус. Ему было поручено от лица всех обитателей Дэдзимы, за исключением негодяя де Зута, передать мистеру Фишеру, что преимущества оливковой ветви, предложенной англичанами, всем ясны как день, и доверить консулу это запечатанное письмо. Оно адресовано вам, и в нем содержится «единодушная воля европейцев Дэдзимы».

– Поздравьте консула с успехом, лейтенант. Мы весьма довольны.

Улыбочка Петера Фишера ясно говорит: «Еще бы не довольны…»

– Теперь спросите мистера Фишера о его встрече с градоправителем.

Фишер и Ховелл обмениваются несколькими репликами.

– Голландский язык, – замечает Катлип, обращаясь к Рену, – похож на визг спаривающихся свиней.

В иллюминатор бьются мошки, привлеченные ярким светом лампы.

Ховелл готов переводить.

– Перед тем как вернуться на фрегат, консул Фишер имел долгую беседу с главным советником градоправителя Сироямы, неким камергером Томинэ.

– А как насчет задушевных отношений с самим градоправителем? – спрашивает Рен.

– Консул Фишер говорит, что Сирояма, по сути, «высокопоставленный кастрат». Символическая фигура, а настоящая власть принадлежит этому камергеру.

«Если уж врет, так хоть врал бы последовательно», – раздражается Пенхалигон.

– По словам консула Фишера, – продолжает Ховелл, – этот влиятельный камергер весьма благосклонно воспринял наше предложение касательно договора о торговле. В Эдо недовольны ненадежностью Батавии как деловых партнеров. Камергер Томинэ был изумлен известием о распаде Голландской империи, а консул Фишер заронил в его душу семена сомнений.

Пенхалигон трогает пальцем шкатулку:

– Это – послание камергера?

Фишер понимает без перевода и обращается к Ховеллу.

– Он говорит, сэр, что это историческое письмо было продиктовано камергером Томинэ, одобрено градоправителем Сироямой и переведено на голландский язык переводчиком первого ранга. Он не видел самого письма, но уверен, что оно нас порадует.

Пенхалигон рассматривает шкатулку:

– Тонкая работа, но как эта штука открывается?

– Там должна быть потайная пружинка, сэр, – говорит Рен. – Позвольте?

Второй лейтенант минуту возится со шкатулкой, но безуспешно.

– Чертовы азиаты!

– Перед хорошим английским молотком она не устоит! – фыркает майор Катлип.

Рен протягивает шкатулку Ховеллу:

– Вскрывать восточные замки – ваш конек, лейтенант.

Ховелл сдвигает боковую стенку, и крышка выскальзывает из пазов. В шкатулке лежит лист пергамента, сложенный вдвое и запечатанный.

«Жизнь человеческая состоит из таких писем, – думает Пенхалигон. – Или обрывается из-за них».

Капитан отделяет печать ножом для разрезания бумаги и разворачивает листок.

Текст письма в самом деле на голландском.

– Я снова должен вас побеспокоить, лейтенант Ховелл.

– Конечно, сэр.

Ховелл зажигает от свечи вторую лампу.