Тысяча осеней Якоба де Зута

– «Якобу де Зуту, эсквайру. Во-первых, Дэдзима – не „временная республика“, а отдаленная фактория, чей прежний владелец, Объединенная Ост-Индская компания, приказал долго жить. Во-вторых, вы не президент, а лавочник и самовольно поставили себя выше помощника управляющего Петера Фишера, воспользовавшись его недолгим отсутствием, и тем самым нарушили устав упомянутой Компании». Это сильно, капитан! «В-третьих, пусть мне и приказано занять Дэдзиму дипломатическими или военными средствами, но, если это окажется невозможно, я вынужден буду вывести факторию из строя».

Ховелл изумленно поднимает глаза.

– Там совсем немного осталось, лейтенант.

– «Получив это письмо, спустите флаг и к полудню явитесь на борт „Феба“. Вы будете пользоваться всеми привилегиями джентльмена-военнопленного. Если же вы не выполните эти требования, то обречете Дэдзиму… – Ховелл запинается, – на полное уничтожение. Искренне ваш и прочая…»

Над капитанской каютой матросы драят швабрами шканцы.

Ховелл возвращает письмо капитану.

– Орфографических ошибок нет, сэр.

– Мы с вами одни, Роберт, незачем лукавить.

– Кое-кто мог бы счесть подобного рода блеф чересчур… смелым?

– Это не блеф. Если Дэдзима не достанется Британии, значит – не достанется никому.

– Такими были исходные приказы губернатора в Бенгалии, сэр?

– «Грабьте или торгуйте, смотря по обстоятельствам и как подскажет ваша находчивость». Обстоятельства словно сговорились и против грабежа, и против торговли. Отступить, поджав хвост, – малоприятная перспектива, так что я решил положиться на свою находчивость.

Где-то поблизости лает собака и визжит обезьяна.

– Капитан… А вы подумали о последствиях?

– Пусть Якоб де Зут думает о последствиях! Ему полезно.

– Сэр, вы сами велели говорить, что думаю. Так я должен сказать, ничем не спровоцированное нападение на Дэдзиму испортит отношение японцев к Великобритании на два поколения вперед.

«„Испортит“ и „ничем не спровоцированное“ – неосторожные слова», – думает Пенхалигон.

– Разве вы вчера не заметили намеренное оскорбление в письме градоправителя?

– Оно не оправдало наших надежд, но японцы и не приглашали нас в Нагасаки.

«Опасно слишком хорошо понимать врага, – думает Пенхалигон. – Можно ненароком стать им».

– Второе письмо, полагаю, сэр, адресовано градоправителю Сирояме?

– Правильно полагаете. – Капитан протягивает Ховеллу листок.

– «Градоправителю Сирояме. Сэр, мистер Фишер протянул вам руку дружбы от имени короны и правительства Великобритании. Вы оттолкнули эту руку. Ни один британский капитан не отдаст порох и не потерпит иностранных инспекторов в трюмах своего корабля. Предложенный вами карантин для Его Величества фрегата „Феб“ нарушает принятый в цивилизованных странах обычай. Однако я готов оставить без внимания нанесенное оскорбление, если ваше превосходительство выполнит следующие условия: доставьте к полудню голландца Якоба де Зута на „Феб“; утвердите консула Фишера в должности управляющего факторией на Дэдзиме; отмените ваши неприемлемые условия касательно пороха и инспекций. Если хотя бы одно из этих условий не будет выполнено, голландцы будут наказаны за свою неуступчивость по законам военного времени, и любой связанный с этим ущерб людям или имуществу будет на совести вашего превосходительства. С превеликим сожалением, и проч., капитан Пенхалигон». Знаете, сэр, это…

Дергающая боль в ноге граничит с изысканным удовольствием.

– Это так же недвусмысленно, как и первое письмо, – говорит лейтенант.

«Куда девался мой благодарный молодой протеже?» – с горечью и гневом думает Пенхалигон.

– Переведите письмо градоправителю на голландский как можно скорее, и пусть Петера Фишера отвезут на шлюпке к сторожевым лодкам, чтобы он мог передать оба письма по назначению.

– «Вскоре после того…»

Лейтенант Тальбот, сидя у иллюминатора в капитанской каюте, читает вслух из книги Кемпфера, в то время как помощник судового врача Рафферти скребет бритвой капитанский подбородок.

– «…в тысяча шестьсот тридцать восьмом году этот языческий двор без малейших угрызений обязал голландцев пройти чудовищную проверку – что для них важнее, приказы сёгуна или любовь собратьев-христиан. Чтобы послужить Империи, мы должны были способствовать уничтожению местных христиан, которых осталось около сорока тысяч. Они в отчаянии укрылись в старой крепости в провинции… – Тальбот с запинкой произносит название, – Симабара и приготовились к обороне. Предводитель голландцев… – Тальбот снова запинается, – Кукебаккер лично отправился туда и четырнадцать дней подвергал осажденных христиан жестокому пушечному обстрелу. Было дано четыреста двадцать шесть залпов как с суши, так и с моря».

– Я знал, что голландцы – гнусные скоты, – Рафферти хирургическими щипчиками выдергивает у Пенхалигона волоски из ноздрей, – но чтобы они стали убивать христиан ради разрешения на торговлю – прямо в голове не укладывается. Почему бы тогда и родную мамочку не продать вивисектору?

– Самая беспринципная нация в Европе. Мистер Тальбот?