Тысяча осеней Якоба де Зута

– «Позже хозяйка похвалила меня и сказала, что я произвела хорошее впечатление. Я вернулась к своим обязанностям, радуясь похвале, но не ожидала больше ничего услышать о семье Кояма до их следующего визита в „Белый журавль“. Недолго длилось мое глупое заблуждение. Через несколько дней, на день рождения императора, Уэда-сан повел всех своих учеников в парк Ёёги, полюбоваться фейерверками на берегу реки Камо. Как волшебны недолговечные красные и желтые цветы на фоне ночного неба! Когда мы вернулись, учитель вызвал меня к себе в контору, и там хозяйка сказала, что супруги Кояма предложили мне стать женой их младшего сына Синго. Матушка, я упала на колени, словно меня заколдовала лисица! Жена Уэды-сан упомянула еще, что предложение исходит от Синго. Чтобы такой достойный молодой человек пожелал меня себе в жены… У меня слезы хлынули ручьем».

Яёи протягивает Хотару бумажный платок, промокнуть глаза.

Орито складывает листок и разворачивает другой.

– «Я попросила разрешения говорить откровенно. Учитель разрешил, даже просил ни о чем не умалчивать. Я сказала, что происхождение мое слишком низкое для семьи Кояма, долг велит мне думать прежде всего о „Белом журавле“, и, если я войду невестой в семью Кояма, злые языки начнут болтать, будто бы низким коварством заманила в сети такого прекрасного мужа».

– Ах, да хватай ты этого парня скорей, – хихикает пьяненькая Югири, – прямо за его дракона!

– Постыдилась бы, сестра! – укоряет ключница Сацуки. – Дай Новой сестре читать спокойно.

– «Мастер Уэда ответил: дескать, в семье Кояма знают, что я родилась Дочерью храма, но не возражают. Им нужна невестка скромная, работящая, способная, а не… – Тут к голосу Орито присоединяются голоса других сестер, с великой радостью повторяющих излюбленные эпитеты: – Жеманная, вечно лакающая шербет белоручка, которая думает, будто Усердный труд – это город в Китае. Наконец, учитель напомнил, что я принята в семью Уэда, почему же я считаю, что Уэда настолько уж ниже Кояма? Я, краснея, извинилась перед учителем за свои необдуманные слова».

– Норико-сан вовсе не это хотела сказать! – восклицает Хотару.

Хацунэ греет руки у огня:

– Я думаю, он это нарочно, чтобы вылечить ее от излишней скромности.

– «Жена Уэды-сан сказала, что мои возражения делают мне честь, но обе семьи уже договорились, что помолвка будет продолжаться, пока я не встречу свой семнадцатый Новый год…»

– Это как раз нынешний! – объясняет Хацунэ, специально для Орито.

– «…и тогда, если чувства Синго-сама останутся прежними…»

– Я молюсь Богине, чтобы внушила ему постоянство! – говорит Садаиэ. – Каждую ночь молюсь!

– «…мы поженимся в первый же благоприятный день Первого месяца. Потом Уэда-сан и Кояма-сан сообща внесут деньги на покупку мастерской, специализирующейся по изготовлению поясов оби, где мы с мужем могли бы работать бок о бок и обучать собственных учеников».

– Только подумайте! – говорит Кирицубо. – Дар Хацунэ обучает учеников!

– И деток заведет, – подхватывает Югири, – если молодой Синго сумеет настоять на своем.

– «Перечитываю еще раз – в моем письме словно речи замечтавшейся девочки. Матушка! Быть может, главный дар нашей переписки – возможность помечтать. Думаю о вас каждый день. Ваш Дар, Норико».

Женщины смотрят кто на письмо, кто в огонь. Мыслями они далеко.

Орито понимает: для сестер Новогодние письма – чистейшее Утешение.

В начале часа Кабана ворота открываются, пропуская двух Одарителей. Все до единой сестры в Длинном зале слышат, как сдвигается засов. Звук шагов настоятельницы удаляется от ее кельи и затихает у ворот. Орито представляет себе три молчаливых поклона. Вновь шаги настоятельницы, а за нею – двоих мужчин. Они проходят по Внутреннему коридору до кельи Кагэро, а затем – Хасихимэ.

Минуту спустя шаги настоятельницы пускаются в обратный путь, мимо Длинного зала. Шипят свечи. Орито ожидала, что Югири или Савараби попробуют исподтишка глянуть на Одарителей в темном коридоре, но те смирно играют в маджонг с Хотару и Асагао. Никто и виду не подает, что знает о прибытии монаха и послушника в комнаты Избранных сестер. Хацунэ тихонько напевает «Озаренный Луною замок», аккомпанируя себе на кото. Ключница Сацуки штопает носок. Оказывается, когда телесное взаимодействие, которое здесь называют «Одарением», происходит на самом деле, шутки и сплетни прекращаются. Еще она понимает: похабное зубоскальство – совсем не попытка отрицать, что яичники и чрево сестер принадлежат Богине, а всего лишь способ сделать свою рабскую жизнь хоть чуточку выносимой…

* * *

Вернувшись к себе, Орито смотрит на огонь, выглядывая из-под одеяла. Мужские шаги от кельи Кагэро прозвучали какое-то время назад, меж тем как Одаритель Хасихимэ остается с ней подольше – это разрешается, если обе стороны того желают.