– Кажется, Новая сестра, – замечает слепая Минори, – начинает привыкать к своей новой жизни.
– Давно пора образумиться, – бурчит Умэгаэ.
– Не все быстро привыкают к Сестринскому дому, – возражает Кирицубо. – Помните ту бедняжку с острова Гото? Она два года плакала по ночам.
На карнизах крытой галереи шебуршатся и воркуют голуби.
– Сестра с острова Гото обрела радость в трех здоровеньких Дарах, – изрекает настоятельница.
– Но не обрела радости в четвертом, – вздыхает Умэгаэ, – который ее убил.
– Не будем тревожить мертвых, – резко обрывает ее настоятельница. – Незачем поминать прошлые несчастья, сестра.
На багровой коже Умэгаэ румянец не виден, однако она покорно кланяется, прося извинения.
Другие сестры, подозревает Орито, вспоминают ее предшественницу, что повесилась у себя в келье.
– Я бы лучше спросила Новую сестру, – говорит слепая Минори, – что помогло ей освоиться в Доме.
– Время. – Орито продевает нитку в иголку. – И терпение сестер.
«Врешь, врешь, – сипит чайник. – Даже я слышу, что ты врешь».
Орито давно заметила: чем сильней ее потребность в Утешении, тем гаже злые шутки Сестринского дома.
– А вот я каждый день благодарю Богиню, – сестра Хацунэ настраивает
– Я благодарю Богиню сто восемь раз перед завтраком! – Кагэро подводит брови Хасихимэ.
Настоятельница говорит:
– Сестра Орито, кажется, чайник просит воды…
Орито становится на колени на каменную плиту у пруда, собираясь зачерпнуть ковшиком ледяную воду, и в этот миг вода в косых лучах солнца превращается в зеркало, не хуже голландского стекла. Орито не видела свое лицо с тех пор, как убежала из своего прежнего дома в Нагасаки, и сейчас потрясена. Рисунок на серебряной коже пруда – ее лицо, только на три-четыре года старше. «А глаза?» Ввалились и потускнели. «Снова шутки Дома». Но уверенности нет. «Я видела такие глаза в Нижнем мире».
Дрозд запел на ветке старой сосны – ломкий, полузабытый звук.
«Что я такое хотела вспомнить?»
Орито кажется, что она тонет.
Сестры Хотару и Асагао приветственно машут ей с галереи.
Орито машет в ответ, замечает ковшик, все еще зажатый в руке, и вспоминает о поручении. Снова смотрит в пруд и узнает глаза проститутки, которую лечила в Нагасаки, в борделе; владели им два брата, наполовину китайцы. У девушки были сифилис, золотуха, воспаление легких и только Девять мудрецов знают, что еще, но дух ее сломила зависимость от опиума.
– Аибагава-сан, – умоляла она, – мне не нужны никакие другие лекарства…
«Притвориться, что принимаешь здешние правила…» – думает Орито.
Прекрасные когда-то глаза проститутки смотрели на нее из темных провалов.
«…значит уже наполовину принять здешние правила».
У ворот слышен беззаботный смех мастера Судзаку.
«Ты уже хочешь этого зелья, не можешь без него, ради него согласишься на что угодно…»
Послушник, охраняющий ворота, кричит:
– Сестры, Внутренние ворота открываются!
«…А после того, как с тобой это сделают один раз, какой смысл сопротивляться дальше?»
– Если не вернешь свою волю, – говорит девушка в воде, – станешь такой же, как они.
«Я перестану принимать снадобье Судзаку, – обещает себе Орито, – завтра же».
Из пруда через замшелые воротца выбегает ручеек.
«Это „завтра“, – понимает вдруг Орито, – означает, что нужно прекращать сегодня».
– В добром ли здравии мы видим Новую сестру нынче вечером? – спрашивает мастер Судзаку.
Настоятельница Идзу наблюдает из угла; в другом устроился послушник Тюаи.
– Мастер Судзаку видит меня в полном здравии, благодарю.
– Небо нынче – словно небеса в Мире Будды, не правда ли, Новая сестра?
– В Нижнем мире не бывало таких красивых закатов.
Довольный монах обдумывает эти слова.
– Вас не огорчило решение Богини?
«Я должна скрывать, что обрадовалась, – думает Орито, – и скрывать, что скрываю».
– Нужно смиренно принимать веления Богини, не правда ли?
– Новая сестра, за короткое время вы проделали долгий путь.
– Говорят, просветление может свершиться в один миг.
– Верно, верно. – Судзаку смотрит на своего помощника. – После долгих лет упорных стараний просветление преображает человека в единый миг. Мастер Гэнму так доволен, что ваше состояние духа улучшилось, – он даже упомянул об этом в письме господину настоятелю.
«Он наблюдает за мной, – подозревает Орито. – Ищет признаки недовольства».
– Я не достойна, – говорит Новая сестра, – внимания господина Эномото.
– Не сомневайтесь, господин настоятель ко всем нашим сестрам питает отеческий интерес.
При слове «отеческий» Орито вспоминает отца, и недавние раны открываются вновь.
В Длинном зале, судя по звукам и запахам, накрывают стол к ужину.
– Значит, у нас никаких неблагоприятных симптомов? Ни болей, ни кровотечения?
– Право, мастер Судзаку, я и представить не могу, как можно болеть, живя в Сестринском доме.
– Ни запора, ни поноса? Ни геморроя, ни зуда, ни мигрени?
– Я всего лишь попросила бы порцию… моего ежедневного лекарства, если можно.
– С величайшим удовольствием!