У финишной черты

– Не торопись, Вождь, – сказал Клокер, успевая прежде, чем Док Хокинс попытался бы отвергнуть прозвучавшую мысль. – Ответ находится прямо перед носом. Вот Баттонхол говорит, что у меня чутье на скачки. Он прав. Я собираю ту информацию, что дают мне сборщики ставок, и просчитываю все вероятности. Точно так же и здесь, – он ткнул пальцем в графики, – у всех этих горемык есть что-то общее. Не их возраст, не работа, не пол, или то, какая у них, извините, половая ориентация. Тут другое. Они преподают!

Озадаченный Баттонхол, продолжая держать Дока за лацкан, будто отрезвел на секунду и немного ослабил хватку. Ловкач Сэм большим пальцем ноги задумчиво почесал затылок.

– Преподают? – спросил он. – Кому, Клокер? Ты же сказал, что их держат в одиночках.

– Да, держат. И я не знаю, кому именно они преподают. Но я пытаюсь это выяснить.

Док воинственно отпихнул листы с графиками, чтобы освободить место для своих крепких локтей. Он наклонился вперед и с негодованием уставился на Клокера.

– Твоя теория достойна воскресного приложения к газетенке, для которой я пишу. Не все кататоники чем-то одержимо заняты, как ты это называешь. А что ты скажешь о тех, кто впадает в ступор и стоит неподвижно, или о тех, кто бревном лежит в кровати?

– Я думаю, ты сам легко сможешь это объяснить, – парировал Клокер. – Попробуй как-нибудь, как это сделал я. Это именно занятия, говорю вам!

Он свернул бумаги и спрятал их обратно во внутренний карман своего костюма. Мука тоски и одиночества вновь овладела им.

– Я чертовски скучаю по ней. Я собираюсь спасти ее, Док. Неужели ты не понимаешь?

Док Хокинс, немного смягчившись, водрузил свою тяжелую руку на плечо Клокера.

– Конечно, понимаю, мой мальчик. Но на что ты рассчитываешь, если даже врачи не могут ничего поделать?

– Но как же Зельда? Она делала первые шаги в танцах, когда ей было, возможно, лет пять, и она только пошла в танцевальную школу.

– Вероятно, эти движения имеют для нее символическое значение, – сказал Док, не скрывая сожаления. – Я считаю, что в ее душе произошел какой-то внутренний надлом, что-то вроде неосознанного протеста ее психики.

– Такое впечатление, что она может делать эти движения даже с завязанными глазами, даже на коленях, если ей связать ноги, – не слушая, упрямо гнул свое Клокер. – Но они как будто не понимают ее.

Он высвободил Дока от хватки Баттонхола и обнял обоих.

– Я говорю вам, она именно преподает, будто пытается что-то втолковать какому-то болвану, который никак не может научиться.

– Да кому она может преподавать? – фыркнул Док. – Психиатрам? Медсестрам? А может, тебе? Ну, сам подумай, Клокер, она выполняет эти движения, но ведь ей все равно, одна она или нет? Да она и не может знать, есть ли кто-то рядом. Разве это не так?

– Да, так, – с неохотой кивнул Клокер, – Вот это меня и убивает.

Нефтяной Карман проворчал недовольно:

– Белые люди не верят в духов. А индейцы верят. Возможно, Зельда говорит с духами.

– Я думал об этом, – признался Клокер, с горечью глядя на лицо краснокожего друга. – Духи – это я могу понять. Призраки. Привидения. Но, если Зельда и другие кататоники учат призраков, то эти призраки – самые отъявленные тупицы на свете. Они заставляют ее и остальных бесконечно повторять свои движения, или шить, или продавать обувь, снова и снова. Если бы у них была хоть чуточка мозгов, они бы научились всему в мгновение ока.

– Может, они такие же поддатые, как мы, и не въезжают? – предположил Нефтяной Карман, с воодушевлением отнесшийся к тому, что его гипотеза близка Клокеру.

– Может быть, – посмотрел на него Клокер с некоторой убежденностью. – Если мы не видим их, так может быть, им тоже нужно постараться, чтобы увидеть или понять нас.

Нефтяной Карман заинтересованно придвинул ближе свой стул.

– Одна старая скво по имени Сухая Земля Без Дождей – то, что вы называете «старая дева», – все время слышит духов. Она постоянно передает нам, что они говорят. Но никто не слушает.

– Почему это? – полюбопытствовал Клокер.

– Она глухая, слепая. Не слышит гром. Ей хоть под ухо стреляй. Спрашивается, как она может видеть и слышать духов? А ведь только и делает, что бубнит, бубнит, бубнит, как заведенная.

Клокер, задумавшись, нахмурился.

– Кататоники не видят и не слышат нас, но они уверены, как ты говоришь, будто с кем-то общаются.

Док Хокинс поднялся, немного покачиваясь на ногах, и положил деньги на поднос.

– Я хотел посоветоваться с тобой, Клокер, – недовольно сказал он, – насчет ближайших скачек. У меня после лечения еще осталось немного денег, и я хотел разумно ими распорядиться. Но я вижу, что у тебя от переживаний поехала крыша. После того, что ты тут наплел, я прежде крепко подумаю, чем рискнуть хотя бы десятью центами и просить твоего совета.

– Я и не ждал, что ты поверишь мне, – с отчаянием ответил Клокер. – На вас, докторишек, лучше не рассчитывать.