У последней черты

семнадцатилетняя дочь Дока и Бетси, уже давно не ребенок. Она же по возрасту - как Каролина, два месяца разницы. Они с Доком стали отцами почти одновременно, и их девочки были лучшими подругами, пока не пошли в школу. Справа от Бетси сидела Сью, после нее Джанет. Джейк настороженно оглядел зал: Каролины нигде не было. Ему хотелось увидеть дочь, но в то же время он боялся, что им не о чем будет говорить, а молчание всегда получается неловким. Джейк разочарованно заключил, что она не пришла, но вздохнул с облегчением. Он дотянулся до плеча Бетси и молчаливым жестом выразил свое сочувствие. Все! Его долг перед ней можно считать исполненным. Не то чтобы Джейку было ее не жаль, просто вокруг было много других людей, куда лучше умеющих утешать скорбящих вдов, чем он. Бетси, Сью и Джанет обернулись к нему все одновременно, как танцовщицы в синхронном плавании. Из шести покрасневших глаз текли слезы. Красота! Просто красота.

Тут Джейк почувствовал, как кто-то прислонился к его коленям.

— Дядя Джейк, вы здесь? Здрасьте!

— Привет, привет, Крис! — услышав знакомый невнятный голос, Джейк расслабился, настроение улучшилось. Маленький Крис даже на похоронах сумеет доставить немало веселых минут собеседнику.

Орган играл какую-то торжественную, величественную симфонию. Док ненавидел органную музыку. Хуже этого могла быть только гармошка.

На сцену поднялся господин в черном фраке. В программке его обозвали «церемониймейстер», а не «священник», что радовало. Док терпеть не мог священников, считая их всех шарлатанами и лицемерами. Уже через двадцать секунд стало ясно, что речь церемониймейстеру составляли люди, знавшие о покойном только понаслышке. Ты хоть раз с ним, общался, умник? Почему не пригласили выступить того, кто лазил с ним по деревьям, жил в одной общаге, пробирался в одной цепочке по вьетнамским джунглям, пел у охотничьего костра холодными ночами?

/

— Самые близкие друзья называли его «Док», и так же обращалась к нему любящая жена Бетси. Она попросила и меня называть его так, — объявил выступающий. — Но если я оговорюсь и по привычке скажу «Грегори», будьте великодушны к моей оплошности. — Он самодовольно улыбнулся, считая себя остряком. Однако если бы его шутка и вышла смешной, она все равно была бы неуместной.

Далее церемониймейстер продолжил в том же духе, а Джейк с тоской отмечал про себя, где неточность, где ошибка, где не в тему, а где просто чушь. Речь состояла из разрозненных фактов разной степени правдивости, добросовестно подобранных для выступающего родными, коллегами и приятелями. Результат получился ужасным, поскольку все это он перемежал собственными догадками или приличествующими случаю восхвалениями.

— Док был верным мужем...

Джейк закрыл лицо руками, надеясь, что на этом пункте господин долго не задержится.

— ... нежным отцом...

Джейк не сомневался, что Док любил жену и детей. Беда в том, что в этом часто сомневались они...

— Грегори... Док... любил жизнь. В этом он был примером всем нам. Он не терял времени даром, ловил каждое мгновение, наслаждаясь его неповторимым вкусом и извлекая из каждого события максимум удовольствия. Позвольте мне в связи с этим прочесть отрывок из стихотворения Дилана Томаса:

Пусть к вечеру в вас удаль юности взыграет:

Сердца на склоне лет пусть страстью запылают, Угасший было день опять зажгут.

Отсюда церемониймейстер сделал феноменальный вывод:

— Док обхитрил смерть, обвел ее вокруг пальца, ибо успел прожить не одну, а много жизней за отведенный ему срок. — Он замолчал и обвел глазами аудиторию, как бы ища поддержки. Видно было, что человек хочет произвести впечатление, но его желание не совпадало с возможностями. Наконец, он подошел к заключительному тезису, который должен был, как финальный аккорд, поставить жирную и окончательную точку в его выступлении. Для большей убедительности он вернулся к тому имени, которое до этого отовсюду повычеркивал в соответствии с просьбой Бетси, и с чувством произнес:

— Док живет во всех нас. Он жив, пока мы помним и любим его.

Как вас прикажете понижать, милостивый государь? Человек обычно или жив, или мертв, а воспоминания на это никак не влияют. Джейку было немного стыдно за переполнявшую его злую иронию, но медовый голосок церемониймейстера и его покровительственный тон раздражали до безумия.