У птенцов подрастают крылья

— Если не хотят добром, мы возьмем силой у них этот хлеб, — грозно заявил оратор, — возьмем и накормим им трудящихся!

Потом он говорил о тех трудностях, которые стоят перед новой властью. О том, что меньшевики и эсеры продают революцию, что они поддерживают буржуазию, а в деревне кулачество. Что изменник Керенский вместе с господином Красновым прямо же после Октябрьского восстания подтянули с фронта к Петрограду казачьи части и пытались задушить советскую власть.

— Эти изменники и предатели революции, — продолжал командир, — организовали так называемый «Комитет спасения родины и революции». Его поддержали и наши, с позволенья сказать, союзнички, то есть все те, кто стремится задушить молодое Советское государство. Только не удастся им это. Рабочие и крестьяне не выпустят власть из своих рук, не дадут вновь закабалить себя. Наша власть, власть трудящихся, крепка и будет крепнуть с каждым днем. Пусть это знают и запомнят раз навсегда все ее враги, и внешние и внутренние. Да здравствует советская власть! — закончил Неделин свое выступление.

По всей площади прокатилось громкое «ур-ра!».

На этом же митинге мы узнали, кто именно эти люди, одетые совсем не по-военному, но с оружием в руках. Это отряд Красной гвардии, организованный из тульских рабочих. Такие отряды рассылались по всем уездам нашей губернии, чтобы устанавливать новую, советскую власть.

Митинг продолжался долго. Михалыч больше оставаться на нем не мог: ему нужно было идти в больницу. Сережа тоже куда-то ушел. Ко мне подошли Миша с Колей.

— Ну что, Юрка, свобода! — весело сказал Коля. — Настоящая свобода.

И мы все трое пошли к Мише обсудить то, что сегодня видели и слышали.

Итак, в этот солнечный зимний день на Соборной площади, где каждую пятницу и воскресенье собирался базар, жители города Черни собрались совсем для другого дела: они узнали, что в России свергнут no только царь Николай, но и Временное правительство и отныне вся власть принадлежит Советам. С высокого дощатого помоста, еще пахнущего свежим лесом, в этот день в городе Черни была провозглашена советская власть.

БУНТ

Вот когда, наконец, и в нашей мирной глуши почувствовалось, что в стране революция.

Отряд Красной гвардии, обосновавшийся в доме Кошелева, приступил к самому неотложному делу — он добывал в деревнях хлеб для отправки в центр. Хлеб полагалось брать у деревенских богатеев. Зажиточное крестьянство заволновалось, зашумело. Кулаки начали прятать хлеб. Прятали на чердаках, в подпол и даже зарывали в ямы. Пусть, мол, гниет зерно, а никому не достанется.

Находить хлеб помогала местная беднота. Они всячески старались поддержать красногвардейцев, показывали, куда спрятан хлеб, помогали его взять.

Нередко дело доходило до стычек, и с каждым днем в деревнях становилось все неспокойней и неспокойней.

У нас в городке тоже на местное купечество была наложена денежная контрибуция. Уж не помню, в какой сумме, но что-то большая.

Перепуганные купцы собрались, потолковали между собой и порешили никакой контрибуции не платить: «Будь что будет, а потачки им давать нечего».

Но новая власть шутить, очевидно, не собиралась. Три дня, данные для уплаты контрибуции, прошли, и вот неуплативших купцов красногвардейцы арестовали и повели в дом заключения, то есть в бывший острог.

Тут-то и произошло нечто совсем неожиданное.

Когда арестованных купцов красногвардейцы вели по улице, среди толпившихся вокруг зевак оказались приказчики из разных лавок. Многие из них заволновались:

— Хозяевов в тюрьму, лавки на замок, а нам-то как же? У нас семья, дети, нам-то как жить, куда податься? Им-то хорошо — собрали контрибуцию да и айда откуда заявились, а мы тут расхлебывай. Не дело это! Почему контрибуцию? Почему в тюрьму? Не порядок! Не позволим, кто им права давал! Откуда такие заявились? Ребята, чего смотрим? Ослобонить хозяев!

И приказчики, особенно те, кто утром «с огорчения» выпил малость, бросились на красногвардейцев отбивать у них арестованных. Началась свалка. И вот в этой-то потасовке один из приказчиков начал отнимать у красногвардейца винтовку. Схватил за штык и рванул к себе. Раздался выстрел. Пуля чиркнула по руке ухватившегося за штык, и четыре пальца отлетели напрочь.

Перепуганные выстрелом приказчики бросились врассыпную. Один только пострадавший растерянно стоял среди красногвардейцев. Из руки на снег лилась кровь.

— В больницу, в больницу его! — закричали стоявшие вокруг.

Раненого подхватили под руки, повели в больницу, а красногвардейцы, отбив это неожиданное нападение, повели арестованного в дом заключения.

Никто из нашей семьи этой сцены не видел. О ней мы узнали от ребят, которые, запыхавшись, прибежали к нам звать Михалыча скорее в больницу.

Узнав, в чем дело, Михалыч живо оделся и вместе с ребятами поспешил в больницу. А мы все — мама, Сережа и я — остались дома. Остались, потрясенные тем, что случилось, и еще больше мыслью о том, что теперь будет с раненым.