У царских врат

Іервенъ, представляя дальше. А вотъ это уже совсмъ другое дло. Это Эндрэ Бондесенъ. Мужчина, какъ видите, въ расцвт лтъ. Но отъ васъ скрыто то, что этотъ человкъ интересуется всмъ. Поэтому онъ разгуливаетъ и размышляетъ, не пойдутъ ли къ нему полосатыя брюки.

Бондесенъ. Ты сегодня въ настроеніи зло острить, Іервенъ.

Фру Карено. О, нтъ, Іервенъ никогда не остритъ зло. Онъ приноситъ съ собой столько радости, что…

Іервенъ. Вы сказали — "радости"? О, благодарю васъ.

Бондесенъ. О, да, за послднее время онъ сталъ очень злымъ. Онъ сердился на всхъ, впрочемъ, не меньше и на самого себя. Я не знаю, что съ нимъ сдлалось.

Фрэкенъ. На меня онъ никогда не сердился.

Фру Карено. Не хотите ли снять шляпу, фрэкенъ?

Фрэкенъ снимаетъ шляпу и кофточку. Фру Карено садится рядомъ съ ней.

Карено. Что же вы не раздваетесь, господа?

Мужчины снимаютъ пальто. Бондесенъ садится къ дамамъ.

Іервенъ. Ну, конечно, Бондесенъ уже тамъ услся. Онъ влюбится въ васъ, Фру Карено; въ этомъ нтъ никакого сомннія. Но не довряйте ему. Его страсть длится не больше двадцати четырехъ часовъ; переночуетъ въ немъ и исчезаетъ.

Фру Карено, улыбаясь. О, я ужъ постараюсь, чтобы его страсть длилась дольше.

Бондесенъ. Благодарю васъ.

Фру Карено, бросая взглядъ на Карено. Да, но я не знаю, за что вы благодарите меня!

Бондесенъ. За то, что вы отвтили ему за меня, и такъ превосходно отвтили.

Фру Карено. А! Я думала за то, что я хотла постараться продолжить вашу страсть.

Бондесенъ. Это, конечно, не стоило бы намъ большого труда.

Фру Карено. О, я уже вижу, что вы изъ тхъ, кого удержать довольно трудно.

Карено къ Іервену. Профессоръ отзывался вчера о теб очень тепло…

Іервенъ коротко. Вотъ какъ!

Карено. И хвалилъ твою диссертацію. Только онъ сказалъ, что… Я не совсмъ его понялъ; но выходило такъ, что въ теб произошелъ переворотъ, полнйшій переворотъ.

Іервенъ, вздрагивая. Переворотъ?

Карено. Полнйшій переворотъ, по его словамъ.

Іервенъ. Какого рода переворотъ? Я не понимаю… Что онъ хотлъ этимъ сказать?

Карено. Этого я не могъ у него спросить.

Іервенъ. Я не замчаю въ себ никакой перемны.

Карено. Разумется! Онъ, вроятно, думалъ о тон, въ какомъ написана твоя работа; что твой слогъ сталъ выдержанне.

Фрэкенъ. Въ теб, конечно, не произошло другой перемны, а, Карстенъ?

Іервенъ. Нтъ, насколько я знаю.

Фрэкенъ. Надюсь.

Іервенъ раздраженно. Перестанемъ говорить обо мн!

Бондесенъ. Да, перестаньте! Онъ самъ не щадилъ себя за это время.

Іервенъ. Профессоръ Гиллингъ, несомннно, — я не буду съ этимъ спорить — либеральный и гуманный человкъ. Обращаясь къ Карено. Да, гуманный, слышишь! Такъ хорошо думаетъ о людяхъ и видитъ въ нихъ, какъ онъ выражается, "доброе начало". А если ему противорчатъ, то онъ все это выслушиваетъ и во многомъ отдаетъ справедливость своему противнику. Да, онъ гуманенъ въ высшей степени. Но онъ не широкаго полета.

Карено. Да, дйствительно.

Іервенъ. Онъ не особенно широкаго полета, нтъ. Нападаетъ на Гегеля, на политику правой и ученіе о Святой Троиц и выступаетъ на защиту женскаго вопроса, всеобщаго избирательнаго права и Стюарта Милля. Онъ весь тутъ. Либералъ въ срой шляп и безъ грубыхъ промаховъ.

Карено. Да, видишь ли, — онъ принадлежитъ къ другой школ.

Іервенъ горячо. Да, разумется. Онъ принадлежитъ къ другой школ, чмъ я. Онъ другого направленія. Но онъ твердо стоитъ на своемъ, слдуетъ своимъ книгамъ — и ему все ясно. Прекрасно быть такимъ спокойнымъ, какъ онъ. Мн безразлично, что бы ты мн ни отвтилъ на это.

Карено. Я теб ничего не возражаю.

Іервенъ. Такъ ничего? Мн казалось, ты… Нтъ.

Карено. Ршительно ничего. Профессоръ Гиллингъ и я, мы стоимъ слишкомъ далеко другъ отъ друга. Послушалъ бы ты его вчера; онъ не очень-то нжно обошелся съ моей нмецкой статьей. Онъ ее всю раскритиковалъ.

Iepвенъ. Онъ ничего не говорилъ о 1814 год?

Карено. Нтъ; а что?

Іервенъ. Ему слдовало бы это сказать. Наиболе значительная вещь съ 1814 года, говоритъ онъ. И это онъ повторяетъ уже двадцать лтъ о каждой вещи.

Карено, улыбаясь. Впрочемъ, это правда. Я это тоже слышалъ.

Іервенъ. Ты видлъ его жену? Я говорю о его послдней жен? Тонкая, какъ спичка.

Бондесенъ. Толстая, какъ спичка, хочешь ты сказать?

Iepвенъ оборачивается и смотритъ на него. Да, неправда ли, я хотлъ сказать: толстая, какъ спичка? Да, Бондесенъ, ты очень логиченъ. Если теб кто-нибудь скажетъ, что два и три — пять, но ты отвтишь: "Нтъ, два и два — четыре!"

Бондесенъ. Отвтьте ему еще разъ за меня, сударыня. Тогда онъ замолчитъ.

Фру Карено. Если бы я дйствительно могла хорошо отвтить!