Перелопатив запросы, с горечью констатировал, что ни один из них без выхода в адрес исполнить не получится: нужна конкретика, которую из пальца не высосать. Не буду же я писать, сколь хорош этот человек для трудоустройства в милицию, если не пройду по его соседям, с самим не поговорю. И с остальными бумагами так же. А вот написать в учетные дела пару рапортичек, слегка приукрасив масштаб своей работы, это пожалуйста. Я тут по пути в опорный успел потолковать с соседкой подучетного Собакина (она меня сама и остановила), узнал от нее в избытке актуальные местные новости, которых должно хватить для описания текущего поведения подучетника.
Ну вот, это дело я выполню. Стоп. А чем я писать-то стану? В той ручке, что в планшете, внезапно закончилась паста. На столе в стаканчике наличествуют только карандаши. Вот уж и не помню, не то мои ручки закончились, не то их «изъяли» товарищи дружинники. Тоже обычное дело. Ребятам нужно писать собственные отчеты, а ручки, как водится, ни у кого нет или они не пишут. Одалживают, обещают вернуть, а потом «приделывают ноги».
Но я человек мудрый, поэтому в ящике стола у меня лежит чернильная ручка и склянка с фиолетовыми чернилами. На чернильные ручки ни коллеги, ни дружинники не покушаются, потому что таскать в карманах их неудобно – чернила вытекут. Ручка не такая, как у Александра Яковлевича, а автоматическая. Впрочем, перьевой, то есть деревянной палочкой со вставкой, я тоже умею пользоваться. Или умел? В школе, класса до третьего, писал именно перьевой, потому что учительница авторучками пользоваться запрещала: дескать, почерк испортите. Получалось, хотя и кляксы сажал. А вот теперь сумею ли? Нет, лучше не надо. За последние годы я вообще ручками пользовался редко, за исключением тех моментов, когда требовалось поставить подпись. Компьютер – это великое благо, но и огромное зло.
Однако за работу. С ручкой проблему решили, теперь с бумагой. Я вытащил из заначки несколько драгоценных листочков – ох уж этот наш вечный дефицит всего! – и начал трудиться: «Начальнику отделения милиции Череповецкого ГОВД майору милиции…»
Работа шла ходко, и уже через десяток минут два исписанных листа, превратившихся по мановению моей руки в документы, я засунул в планшетку. Будем в отделении – подошьем в дело белыми нитками, хе-хе. Что там дальше?
А дальше надо бы состряпать письмо в редакцию по поводу заявления Виноградова. Изучать там больше нечего. Самому жалобщику ответ писать не будем, редакция нам этого не поручала, и то хорошо. Старая заповедь: лишняя бумага – лишний повод придраться. А мастерство пасквилянтов в этом деле достигает космических высот. Плавали, как говорится, знаем.
Эх, машинку бы сюда! Только где ее взять на опорном-то? Да что-то я и не уверен, что мастерски справился бы с ней. Колотить по «клаве» совсем не то, что каретку двигать. И ошибок пишущая машинка не прощает. Что же делать?
И тут мне в голову пришла спасительная мысль. Ответ за подписью начальника ГОВД, да еще в газету, будет печатать сама Фрида Яковлевна, секретарь начальника, да к тому же на фирменном – ой, простите, на служебном – бланке с отпечатанным типографским способом угловым штампом. Так что успокойся, околоточный, и пиши проект ответа своей рукой и своей ручкой. Многолетний опыт в казуистике тебе в помощь!
Глава семнадцатая
Шептало с пружиной
– С закрытыми глазами, говоришь? – переспросил дядя Петя.
Мы сидели у Щеглова, то есть в кабинете участковых, и в густом табачном дыму, от которого у меня уже начали проступать слезы, занимались чисткой своих «макаровых» после стрельб. Собственным тиром наш горотдел еще не разжился, и приходилось ездить в Абакановский карьер. А это неблизкий путь, да еще с учетом нехватки транспорта, и на такое дело уходило больше половины рабочего дня. И само собой, что твое личное оружие после стрельб за тебя никто чистить не станет.
Сам хозяин кабинета отстрелялся в этот раз весьма неплохо – двадцать восемь из трех зачетных (знаменитое упражнение номер один) – и теперь похвалялся удалью. Это он заявил, что соберет пистолет с закрытыми глазами. Но главный «профилактик» имел в виду неполную разборку. А старый участковый ой как не любил болтунов.
– Да ты хоть знаешь, дурилка картонная, что такое шептало с пружиной? – насмешливо спросил он, удивив при этом не только Щеглова, но, видно было, и некоторых других присутствующих.
А кто из них досконально знает устройство пистолета? Допустим, я знаю, но я о том пока промолчу.
– Ну ты сказал, дядя Петя! – заржал Щеглов. – Скажи еще «орало с овчиной»!
Ловко это у него отбрыкнулось, да еще в рифму. Кое-кто засмеялся, и смех этот получался в поддержку хозяина кабинета. Но на Петра Васильевича это не произвело ровным счетом никакого эффекта.
– Ну-ка, дай сюда свое ружжо, – протянул он руку тезке за его пистолетом. – И протирку давай.