Убеждение

С затаенной гордостью посматривал отец на старшего сына, видя в нем свою верную опору в будущем. Отцовские силы на исходе, и серьезный Пашута поддержит маленьких сестер и братьев. Ведь самой старшей из них, Вере, всего одиннадцать лет. Девочка она старательная, аккуратная, только уж очень сдержанная. Другие дети живо проявляют свои наклонности, по-детски непосредственно выражают мнения, от нее же редко дождешься какой-нибудь фразы. Приходится подбодрить, подтолкнуть: «А ты, Веруша, все молчишь. Ничего нам не скажешь?»

Они все очень разные — хохотушка Надя только на год младше Веры, а куда легкомысленнее… Семилетний Костя непоседа, а четырех лет от роду Владимир Константинович флегматик. Его все ласково зовут Волей.

Шумная, озорная компания… Когда после обеда отец усаживался на диване, они, предводительствуемые добродушной швейцарской бонной, начинали веселые игры, хороводы, затеи, песни. Не обходилось без слез и обид, без детской хитрости — на то и дети! Но Константин Дмитриевич смотрел на них с улыбкой, только иногда, бывало, нахмурится, если кто-нибудь проявит уж очень явную несправедливость. Достаточно было даже такого сигнала, чтобы устанавливался мир, — чутко воспринимали они не только каждое слово отца, но и каждый его взгляд.

Он любил ходить с ними на прогулки по окрестностям Веве. Дети со смехом бежали вперед, а Константин Дмитриевич неторопливо шагал за ними по волнистым пригоркам, по берегу Женевского озера, вспоминая ландшафты родной Черниговщины и свои путешествия, прогулки с матерью по новгород-северским кручам, полям и дубравам. Здесь, в Швейцарии, все не так; но с той же живой любознательностью склонялись дети над каким-нибудь жуком на тропинке, с тем же звонким азартом кидались в погоню за яркой бабочкой.

Здесь тоже были свои достопримечательности и предания. Величав и красив на склоне горы Шильонский замок! Сколько раз, катаясь на лодке по озеру, приближались они к нему, любуясь суровыми и таинственными его стенами.

Катание на лодке доставляло детям особенно много радости. Но однажды, когда в чудную тихую погоду отплыли довольно далеко от берега, налетел внезапный шквал. Потемнело небо, поднялись огромные волны. В глазах детей отразился неподдельный ужас. Уцепившись за сиденье, закричал Воля, взвизгнула Надя, непоседливый Костя заметался от борта к борту. Паника была не только опасной — она могла навсегда отложиться в слабых душах, как первый отзыв на любую опасность.

Константин Дмитриевич хладнокровно призвал детей к порядку — ни единым словом не выдал он собственного волнения, хотя и сам испугался.

— Тихо, — сказал он. — Гребите. — На веслах сидели Павел и Вера. Константин Дмитриевич стал размеренно, методично командовать им с кормы, не выпуская руля: — Раз-два, раз-два!

Присмиревшие малыши уставились на старших, в некрепких руках которых находилась сейчас их судьба. Было видно, как тяжело, словно бы неохотно движется лодка, наперекор волнам, и как тяжело Павлуше и Вере. И уже вслед за отцом повторяли в такт гребцам малыши: «Раз-два».

Они выплыли благополучно. И на всю жизнь сохранили память об этом уроке мужества, потому что не раз потом слышал отец, как кто-нибудь из детей в трудную для них минуту полушутя, полусерьезно повторял, точно спасительное заклинание: «Раз-два, раз-два…»

Вечерами перед сном часто читали в гостиной. Собирались обычно все, кто жил в доме, — и Пашин учитель Николай Иванович, и няня. Занимался каждый кто чем — рисовали, вязали, шили. Но один непременно садился с книгой в руках и читал вслух. Часто это делал сам отец — знакомил с русскими писателями, особенно с Гоголем. Сочный малоросский юмор словно возвращал на далекую родину, заставлял, и посмеяться и призадуматься. Это были очень хорошие вечера.

Только один раз Константин Дмитриевич сильно рассердился.

Читали детский журнал, а в нем слабый, наивный рассказ. Кто-то из взрослых не выдержал, засмеялся, сделал меткое замечание. Засмеялись и дети, начали наперебой, уже изощряясь друг перед другом в остроумии, критиковать рассказ, разносить его в пух и прах. И Константин Дмитриевич взорвался:

— Прекратите немедленно! Пусть это плохо, но вы не можете сделать и так! И значит, не имеете права с видом знатоков смеяться над тем, что выше ваших суждений!

В доме у всех были свои обязанности. Малыши прибирали перед сном игрушки. А хозяйственная Вера разливала вечерний чай. Она делала это вначале неловко, медлительно. Но Константин Дмитриевич всегда терпеливо ждал, пока она бережно донесет и поставит перед ним полный стакан на блюдце — слегка дрожали ее побелевшие от напряжения тоненькие пальцы. Он благодарил ее кивком головы, а она, прильнув к нему на мгновение щекой, ощущала себя счастливой…

Он по-прежнему не терпел в обращении с детьми ни сюсюканья, ни слащавых нежностей.

А может, просто не хотел выделять кого-нибудь из детей лаской перед другими?