Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби?

– Если вам не нравится жить в Торнден-Хаусе, то почему бы не съехать? – поинтересовался Чарлз.

– Найдите мне покупателя!

Майор встал:

– Я, пожалуй, пойду. Вы уж меня извините, Пленмеллер, вы несете чушь!

– Очаровательное словечко! Можно мне его использовать или у вас авторские права?

Майор, не обращая на него внимания, обратился к Хемингуэю:

– Покойный мистер Пленмеллер вернулся с войны инвалидом и, впав в невменяемое состояние, наложил на себя руки.

– Оставив письмо, в котором обвинил меня в том, что довел его до этого я. Или вы забыли?

– Жаль, что вы сами никак этого не забудете! – отрезал майор. – Жить прошлым – непростительная ошибка. Всего доброго, Абби! – Попрощавшись с остальной компанией, он удалился.

– Может, нам тоже пора, Чарлз? – спросила Абби. – Ваша матушка звала меня к восьми, не хочется заставлять ее ждать. – Как большинство девушек ее поколения, она обладала хорошими манерами.

Посмотрев на свои часы, Чарлз поднялся.

– Действительно, нам пора. Старший инспектор, а правда, что Уорренби застрелили из винтовки калибра 0,22? Или об этом следует молчать?

– Спрашивайте сколько вам угодно, сэр! Только не меня, а сержанта Нарсдейла, эксперта-баллистика.

– Я так и сделаю! – пообещал Чарлз. – Но если это правда, вам не позавидуешь. Таким оружием здесь владеет чуть ли не каждый, в том числе я сам. Это было первое ружье, подаренное мне отцом. Я стрелял из него по кроликам.

– Вы до сих пор им пользуетесь, сэр?

– В последнее время перестал: ложа коротковата. Когда я был мал, отец специально переделал его для меня. Теперь даже не знаю, где оно лежит.

– Не знаете, где лежит? – удивилась Абби.

– Вы меня осуждаете? – Он улыбнулся. – То ли в чулане, то ли в оружейной комнате. Если мать не отправила его на чердак вместе с игрушечными рельсами.

– Как вы не понимаете? – воскликнула Абби, сверкнув глазами. – Его могли украсть!

– Глупости! Это сколько нужно терпения, чтобы найти в доме ружье? Все, нам надо торопиться!

– А мне эта версия приглянулась, – заметил Гэвин. – Она возвращает нас к Мэвис Уорренби, которую я заподозрил первой. Сколько я ни старался, мне никак не удается поверить в столь вопиющую безгрешность… Видели бы вы ее сегодня утром на выходе из церкви! Храбрая малышка, не согнувшаяся под тяжестью страшного горя… Школьное ружьишко пришлось бы ей в самый раз. Поспешу-ка я домой, надо поработать над новой версией.

– Желаю удачи! – произнес Хемингуэй. – Только ответьте перед уходом: у вас, как и у мистера Хасуэлла, тоже есть винтовка калибра 0,22?

– Точно не знаю, но склоняюсь к утвердительному ответу. Сам я не стрелок, а вот у моего братца было спортивное огнестрельное оружие. Не желаете проверить?

– Благодарю вас, сэр, непременно проверю, – пообещал Хемингуэй, вставая. – Удостовериться нелишне, сейчас для этого самое время. Вы двое, – обратился он к своим подчиненным, – ждите здесь. Я мигом. Вы ведь живете где-то неподалеку, сэр?

– В сотне ярдов отсюда, – ответил Гэвин, неуклюже поднимаясь с кресла.

На улице, простившись с Чарлзом и Абби, старший инспектор избрал умеренный темп ходьбы, за что удостоился упрека.

– Учтите, при всей нелепости походки я все же не передвигаюсь со скоростью улитки! – обиженно заявил Гэвин.

– Тем лучше, сэр, – сказал Хемингуэй. – Память о войне?

– Я не воевал. Просто одна нога с рождения короче другой.

– Не повезло.

– Отчего же? Уверен, в армии я был бы чужаком. При этом в седле я сижу не хуже любого другого, а поскольку охота – единственный вид спорта, к которому у меня есть склонность, вам лучше приберечь ваше сочувствие, даже молчаливое.

– Вы – заядлый охотник, сэр?

– Нет, мне это не по карману. Охотник должен хорошо выглядеть, гарцевать на лошади, метко стрелять. Когда-то я был неплох, но те времена канули в прошлое.

– Ваш брат не охотился?

– Страшный был зануда! Гулял в лесу, наблюдал за привычками одних птах и палил по другим.

– Почему он покончил с собой?

– Я же говорил: из-за меня. Умирая, так мне и сказал, а словам умирающего положено верить.

– Лично я на них не полагался бы, не те обстоятельства. Мой опыт подсказывает, что предсмертные послания самоубийц лучше отправлять в огонь, потому что они делают несчастными людей, многие из которых этого не заслуживают.

– Неужели? Я тогда сильно на него обиделся: это как отпустить грязную шутку и выйти вон, не дождавшись ответа. А мы тем временем добрались до моего отчего дома. Добро пожаловать!

Старший инспектор толкнул калитку в глухом заборе и остановился, засмотревшись на изящную постройку.

– Нравится? – спросил Гэвин.

– Да, сэр. А вам?