Убийство номер двадцать

– Да. Мы… – Ромилли вздыхает. – Мы поссорились. Ему нужно немного пространства.

– А из-за чего поссорились?

Она смеется – коротко и резко.

– Из-за тебя, Адам. Это всегда касается тебя.

– Меня?

Ромилли улыбается и печально качает головой.

– Он не может понять, почему я не оставляю это дело в покое. Почему не могу оставить тебя в покое. – Она замолкает, покусывая губу. – Он говорит, что я по-прежнему люблю тебя.

Адам сглатывает. Откашливается.

– А ты?..

– Тебе вообще нужно спрашивать?

Ромилли смотрит на него. Его взгляд натыкается на ее глаза – темно-карие, почти отчаянные. Она ждет от него хоть какого-то отклика, ждет чего-то еще, и он хочет дать это ей. Очень, очень хочет. Но…

– Мне нужно идти, Милли.

Адам быстро встает; слышит, как она издает горлом какой-то звук. Еле слышный – нечто среднее между сожалением и разочарованием.

– Ладно, иди, – говорит она. – Уходи, как ты всегда это делаешь.

– Я не… Мне нужно вести дело, Ромилли. Я не могу…

– Не можешь что? Скажи, что ты чувствуешь?

Он быстро поворачивается.

– Я доверяю тебе. Опять доверяю тебе. После того, что ты сделала.

– Господи! – Ромилли выпячивает подбородок. Она уже сердита, лицо красное. – Да, я совершила ошибку. Да, это была моя вина, что мы расстались. Но до того, как…

– До того, как ты трахнулась с кем-то еще?

– Да, еще до этого! Видишь, по крайней мере, я могу признать, что я сделала. В то время как ты… Ты делал вид, будто все хорошо. Будто мы счастливы и любим друг друга, хотя ты с каждым месяцем все больше и больше отдалялся от меня.

Он обжигает ее взглядом.

– Это не…

– Да, это так, Адам. Мужчина, за которого я выходила замуж, был добрым, открытым, и… и… он много чего мне рассказывал. Делился своими чувствами. Когда был расстроен, или тревожился, или… или обижался. Но ты… – Она обвиняюще тычет в него пальцем. – Ты – это не он. Этот другой мужчина спесив и глуп, и трахается с кем попало, и…

Ромилли замолкает, вся ярость моментально улетучивается.

– И впустую тратит свою жизнь, – тихо продолжает она. – Ты воздвиг перед собой стену и думаешь, что все у тебя пучком; но ты живешь лишь наполовину, Адам. Прошу тебя… Я хочу вернуть своего мужа. Я хочу тебя.

Адам качает головой. Он не может на это пойти. Только не сейчас.

Бишоп поворачивается и быстро выходит из ее дома, захлопнув за собой дверь. Она ошибается. Она ошибается, думает он, забираясь в свою машину. Всё у него в порядке. Да, он не всегда делится своими чувствами, как это делают некоторые люди, но это не значит, что у него есть проблемы. Ради нее он ослабил бдительность – и посмотрите, что из этого вышло. В итоге он остался один. Так же, как и в случае с его родителями много лет назад.

Нет. Всё у него в норме. Он способен жить без нее. Он не любит ее. Все кончено, говорит себе Адам. Достает сигарету и дрожащими пальцами прикуривает. Но боль в груди все равно не проходит. Боль, исходящая откуда-то глубоко изнутри.

* * *

Ты виделся с ним. Сейчас самое время.

Мне надо действовать быстро.

Иду быстрым шагом – на улице холодно, народу совсем немного. Особенно здесь. Где свет уличных фонарей не достигает дорожки, где среди деревьев прячутся тени. Никто меня не замечает. Я в полном одиночестве, как и ты.

Подхожу к дому, обхожу его сбоку. Задняя калитка незаперта, задвижка старая и ржавая. Она безропотно открывается. Я протискиваюсь мимо мусорных баков и аккуратно выставленных для вторичной переработки стеклянных бутылок, не смешанных с остальным мусором. Они молоды – люди, которые здесь живут, насколько я могу судить по их выбору вина. Дешевого. Отвратного. Вкус которого застревает во рту.

Стою в сторонке в саду за домом. Вижу кого-то на кухне – женщину, которая громко подпевает звучащей где-то в доме музыке. Она что-то кричит в гостиную, оттуда откликаются. Здесь живут трое, но я знаю, что меня никто не увидит. Меня никогда никто не видит.