Убийство номер двадцать

Музыку выключают. Шаги и смех на лестнице. Громкие пожелания спокойной ночи и приятных снов. Дверь распахивается, вспыхивает свет, ослепляя меня. Но я жду, укрывшись за открытой дверью. Она что-то напевает себе под нос; я смотрю, как она то появляется в поле зрения, то исчезает вновь. Она раздевается, и я вижу ее – молодую и подтянутую, ничем не отмеченную. Дыхание у меня учащается. Правой рукой дотрагиваюсь до лежащего в кармане ножа – лезвие у него острое, обжигающее, когда я провожу кончиком пальца по заточке. Вытаскиваю его, и впрямь: из узкого пореза на кончике пальца сочится ярко-красная кровь. Кладу палец в рот, продолжая наблюдать.

Она снимает лифчик, надевает на ночь футболку, затем идет в ванную. Уверенно, со всей беспечностью, свойственной юности; я так яростно ее ненавижу, что у меня скрипят зубы. Выхожу из своего укрытия, со щелчком закрыв дверь. В замке торчит ключ; я поворачиваю его, вытаскиваю и засовываю в карман.

Теперь мы одни.

Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать. Кто не спрятался, я не виноват.

Она чистит зубы, глядя на себя в зеркало. Видит меня в нем и замирает. Роняет зубную щетку.

– А что вы… – начинает было она, но вид ножа заставляет ее умолкнуть.

Она набирает было в грудь воздуху, чтобы завизжать, и в этот момент я наношу удар. Шагнув вперед, тычу ножом ей под ложечку. Она это видит и пытается отбить удар рукой, но недостаточно быстро. Я слишком уж близко. Нож попадает ей в предплечье, вонзившись в плоть, острый и неумолимый. Она вскрикивает, кровь брызжет на раковину, на зеркало, когда она в панике взмахивает раненой рукой.

– Пожалуйста… – умоляет она. Но в ее мольбах нет смысла. Она видела материалы дела, видела предыдущих жертв. Знает, чем все это закончится. Это лишь вопрос времени.

Она пятится от меня, но ей некуда податься, кроме как в отделанную белым кафелем душевую кабину. Теперь она плачет, выставив перед собой руки. Всхлипывания становятся чаще, когда я плотно закрываю дверь ванной. Она опускается на корточки на полу душевой кабины.

– Простите… – бормочет она, но я не понимаю за что. Кровь, струящая у нее по руке, убегает в слив. Такая ее поза, когда она сжалась в комок подо мной, все усложняет.

– Я не хочу без нужды причинять тебе лишнюю боль, – говорю я, и она недоверчиво смотрит на меня своими большими зелеными глазами. – Ты же знаешь, к чему все идет. Зачем лишние страдания?

Она моргает, слезы катятся у нее по щекам.

– Пожалуйста… – шепчет она. – Я не хочу умирать.